Иметь или быть?

Этот революционный дух раннего христианства особенно ярко проявляется в самых древних фрагментах Евангелия, известных христианским общинам, которые еще не отделились от иудаизма. (Эти древние фрагменты можно реконструировать, обратившись к их общим первоисточникам – Евангелию от Матфея и Евангелию от Луки.) Специалисты по истории Нового Завета называют этот источник просто текст «Q» (от немецкого Quelle). Зигфрид Шульц посвятил этому вопросу фундаментальную работу, в которой он разграничивает более ранний и более поздний пласт этого источника «Q»[11].

Центральным постулатом обоих фрагментов является обращение к человеку с призывом избавиться от всяческой алчности и жажды наживы и полностью освободиться от ориентации на обладание. Там же заложена идея о том, что все позитивные нравственные нормы уходят корнями в этику бытия, ориентированного на солидарность, сопереживание и умение делиться. Основные нравственные ценности Нового Завета универсальны и распространяются на отношение людей к вещам и друг к другу. И главное здесь – решительный отказ от собственных прав (Мф 5:39–42; Лк 6:29), а также требование возлюбить врагов своих (Мф 5:44–48; Лк 6:27, 32–36).

Уместно отметить, что заповедь «возлюби врага своего» звучит еще сильнее, чем заповедь Ветхого Завета «возлюби ближнего своего», и олицетворяет глубочайшую заботу о других людях и полный отказ от всяческого эгоизма. Заповедь, призывающая не судить других (Мф 7:1–5; Лк 6:37 и далее), является дальнейшим развитием принципа забвения своего эго ради того, чтобы посвятить себя служению другим людям.

Так же решительно следует отказаться и от обладания вещами. Древнейшие нормы общинной жизни требовали полного отказа от собственности; они предостерегали от накопления богатств: «Не копи себе сокровищ на земле, где моль и ржа истребляют их, где воры вторгаются в дома, лучше накапливай себе сокровища на небе, где ни моль, ни ржа не уничтожат их, а воры не смогут украсть. Ибо там, где сокровище твое, там будет и сердце твое» (Мф 6:19–21; Лк 12:33 и далее). В таком же духе говорит и Иисус: «Блаженны нищие духом, ибо их есть Царство Небесное» (Мф 5:3; Лк 6:20). И в самом деле, раннее христианство – это сообщество нищих и страждущих, проникнутых апокалиптическим убеждением, что настал час полного исчезновения существующего порядка согласно Господнему плану спасения (Промысел Божий).

Апокалиптическая концепция Страшного суда – одна из версий мессианства, имевшая хождение в некоторых иудаистских кругах того времени. Согласно этой версии, окончательному спасению и Страшному суду будет предшествовать период хаоса, разрухи, смятения и ужаса. Раввины-талмудисты молили Бога о том, чтобы Он избавил их от этого ужаса и не дал дожить до этого страшного часа. В христианстве эта концепция видоизменилась, новый момент состоял в том, что Иисус и его последователи считали, что время это уже наступило (или же вот-вот наступит), и связывали этот момент с явлением Христа.

На самом деле очень легко увидеть сходство между ситуацией эпохи раннего христианства и тем, что происходит в мире сейчас. Сегодня очень многие люди (среди которых не только религиозные фанатики вроде «Свидетелей Иеговы», но и серьезные ученые) полагают, что человечество приближается к мировой катастрофе. И для этого у них есть достаточно рациональных оснований. У ранних христиан все было иначе. Они населяли крохотную часть Римской империи в период ее могущества и славы. Не было никаких тревожных признаков катастрофы, однако кучка нищих палестинских евреев была убеждена в скором упадке огромной могущественной империи. Конечно, строго говоря, они заблуждались; поскольку второе пришествие Христа не состоялось, его смерть и воскрешение интерпретируются в Евангелии как начало новой эры, и после смерти императора Константина была предпринята попытка передать посредническую роль Иисуса папской церкви. В конечном счете церковь стала олицетворением новой эры – и это не в теории, а на практике.

Мне кажется, что к раннему христианству следует относиться более серьезно, чем это делает большинство людей, и тому, кто внимательно читает пророков, открывается уникальный, почти неправдоподобный радикализм этой маленькой группы бедных палестинских евреев, которые вынесли приговор существующему миру, не имея для этого «никаких иных оснований», кроме собственной убежденности и предчувствия. Вместе с тем большинство иудеев, не принадлежавших к беднейшей и наиболее угнетенной части населения, избрали иной путь. Они отказались верить, что уже настала новая эра, и продолжали ждать Мессию, который придет тогда, когда все человечество (а не только евреи) достигнет в своем развитии такого уровня, когда можно будет установить царство справедливости, мира и любви в историческом, а не в эсхатологическом смысле.