Иметь или быть?

В одном из первоисточников серии «Q», который относится к сравнительно позднему периоду развития христианства, мы находим рассказ об искушении Иисуса сатаной. В этом рассказе очень четко сформулирован идеал свободного бытия. Здесь однозначно осуждаются накопительство, жажда власти и богатства и другие характеристики модуса обладания. В ответ на первое искушение – превратить камни в хлебы (символическое выражение алчности и стяжательства) – Иисус отвечает: «Не хлебом одним будет жить человек, но всяким словом, исходящим из уст Божиих» (Мф 4:4; Лк 4:4). Тогда сатана искушает Иисуса обещанием дать ему полную власть над природой (вплоть до отмены законов тяготения) и, наконец, обещает ему неограниченную власть над всеми царствами на земле. Но и это искушение Иисус отвергает (Мф 4:5–10; Лк 4:5–12). (Райнер Функ обратил мое внимание на тот факт, что искушение Иисуса происходит в пустыне, и тем самым вновь возникает тема Исхода.)

Иисус и сатана представляют здесь две противоположные идеологии. Сатана олицетворяет все то, что связано с материальным потреблением и с властью над природой и человеком. Иисус же представляет воплощение подлинно экзистенциальной ориентации, главным условием и предпосылкой которой является отказ от обладания. Заслуживает внимания тот факт, что человечество евангельских времен идет на поводу у сатаны и живет по дьявольским законам. Но даже торжество этих дьявольских принципов не могло свести на нет стремление к «истинному бытию», которое провозгласил Иисус, а также многие его последователи и другие великие мыслители до и после него.

Этический ригоризм, связанный с отрицанием ориентации на обладание в пользу ориентации на бытие, обнаруживается также в распорядке жизни некоторых еврейских общин (пример тому – ессеи[12], а также Кумранская община, которая известна благодаря «Рукописям Мертвого моря»[13]

). Эта линия прослеживается на протяжении всей истории христианства, а в новое время эти традиции продолжили монастыри; идеологи монашеских орденов всегда проповедовали этику воздержания и отказ от собственности.

Еще одно проявление радикальных взглядов раннего христианства по вопросу частной собственности мы обнаруживаем в разнообразных писаниях отцов церкви, которые не избежали влияния древнегреческих философов.

Размеры данной книги не позволяют мне сколько-нибудь подробно рассмотреть эти учения, а также соответствующую теологическую и социологическую литературу по данной теме[14]

. В целом нельзя отрицать тот факт, что для ранних церковных мыслителей было характерно презрение к богатству (хотя и в разной степени), резкое осуждение роскоши и корыстолюбия. Правда, по мере того как церковь превращалась во все более могущественный институт, эти взгляды становились все менее радикальными.

В середине второго столетия Юстин[15] пишет: «Мы, кто однажды возлюбил превыше всего богатство (движимое имущество) и собственность (землю), обращаем теперь все, что мы имеем, в общую собственность и делимся ею с теми, кто живет в нужде». В «Послании к Диогнету» (также II в.) есть очень интересный отрывок, напоминающий выраженную в Ветхом Завете мысль о бесприютности: «Всякая чужая страна – есть их (христиан) отечество, и всякое отечество для них чужое».

Тертуллиан[16]

(III в.) рассматривал любую торговлю как проявление корыстолюбия и считал, что она есть удел людей жадных и алчных. Он утверждал, что торговля не нужна людям, свободным от потребительства, что она всегда таит в себе опасность идолопоклонства, и корнем всех зол считал алчность[17].

Для Василия Великого, как и для других отцов церкви, цель всех материальных благ – служить людям. Приведем его рассуждение: «Того, кто отбирает у другого одежду, называют вором; а как назвать того, кто может одеть бедняка, но не делает этого, разве он достоин иного имени?» Василий подчеркивал, что изначально вещи принадлежали всем, и некоторые авторы усматривают в его трудах коммунистические тенденции. Я закончу это краткое изложение предостережением Иоанна Златоуста (IV в.): ничто не следует производить или потреблять в чрезмерном количестве. Он также утверждает: «И заметь, что касается того, что принадлежит всем, не бывает ни малейшей распри, но все совершается мирно. Если же кто-нибудь покушается отнять что-либо и обратить в свою собственность, то происходят распри, как будто вследствие того, что сама природа негодует, что в то время, когда Бог отовсюду собирает нас, мы с особым усердием стараемся разъединиться между собою, отделиться друг от друга, образуя частные владения, и говорить эти холодные слова: “то твое, а это мое”. Тогда возникают споры, тогда огорчения. А где нет ничего подобного, там ни споры, ни распри не возникают…» (Толкование на 1 Тим).