Имя на камне

Попробуем представить себе, как могло быть организовано похищение карты, опираясь хотя бы на те немногие факты, детали, которые известны нам. В своем отчете Ким сожалеет, что за недостатком времени

«мы не имели возможности хорошо проработать вражескую среду, вжиться в нее… Поэтому порой приходилось прибегать к авантюрам».

Далее он рассуждает о характере авантюр, и проскальзывает такая мысль, что чем авантюра наглей — тем, мол, большая гарантия в ее удачном исходе. Что ж, психологически очень точно. И вот практическое развитие этой мысли:

«Выдавать себя просто за штабного немецкого офицера — весьма рискованно, — пишет Ким. — Контроль и проверка документов, установление личности у них неплохо поставлены (на офицерских документах ставят шифры и часто меняют их). По совету Тиссовского я стал работать под легендой сотрудника службы СС, приехавшего из Берлина с заданием контролировать в фронтовых штабах порядок хранения совершенно секретной документации. В этом случае я уже меньше рисковал вызвать подозрения по простой причине: офицеры рейха, ведающие хранением документации, были озабочены в основном тем, чтобы я не обнаружил каких-либо нарушений правил. За это у них строго наказывают. Обычно после «ревизии» мне предлагали в виде сувениров — подарки. Лишь бы ревизор поскорей убрался».

Рассказа о карте нет. Да это и понятно. Кима просили описать психологию врага, а о том, что совершил наш разведчик, предполагалось, что уже известно тому, кому следует знать. Чего же еще?

…Продолжим версию. Оперативное управление штаба группы войск киевского плацдарма помещалось в Киеве в здании бывшего военного училища, которое кончал Гнедаш. Он знал каждый закоулок этого здания — и это было очень кстати для безопасности. В этом-то здании, как я полагаю, и появился ревизор из Берлина, прошел в секретную часть и стал ее инспектировать. Почему же, однако, визит Кима не завершился, как обычно, бутылкой «мартеля» и вручением ревизору «русского сувенира»? Очевидно, знакомясь с документами, Ким натолкнулся на карту. Понял ее значение и стал перед дилеммой — как быть. Память у него, как рассказывают, была отличная — он брал текст с первого чтения. Но в данном случае Ким из-за исключительной важности документа решил, видимо, не полагаться на одну память. А рядом сидел свидетель — начальник секретной части, присутствующий при ревизии. Его и пришлось убрать, Вряд ли Ким при этом воспользовался огнестрельным оружием — в соседних помещениях было полно людей. Скорее всего — нож. Но это опять уже наши предположения. Вернемся же к отчету секретаря партийной организации Тимошенко.

…А вот и первое упоминание Тимошенко о Кларе:

«В марте 1943 года в группу Гнедаша на парашютах с великой земли были выброшены три радиста, среди которых была восемнадцатилетняя москвичка Давидюк Клара Трофимовна. С первых же дней приземления Кларе приходилось выходить с радиостанцией на очень ответственные и опасные для жизни задания, которые она выполняла точно, с достоинством члена комсомола».

О взрыве Дарницкого моста сказано очень коротко. Но сообщается любопытная деталь: после взрыва… «немецкое командование усилило террор над своими офицерами и солдатами, отвечающими за охрану моста в Киеве». В отчете есть и описание майского окружения в сорок третьем году. Оказывается, после восемнадцатисуточной блокады немцы сочли группу Кима уничтоженной, сняли кольцо и даже сообщили об этом по радио и в газетах.

…Потом к Александре Тимофеевне пришел какой-то знакомый и, не желая мешать, скромно присел в стороне. И все время молчал, пока хозяйка вдруг не обратилась к нему со словами:

«Александр Дмитриевич, да ведь ты это можешь рассказать лучше меня. Ты же работал от Кима в Чернигове». И затем мне:

— Это товарищ Михайленко, может быть, слышали…

Мы познакомились. Михайленко сказал: