— Начальник армейского отделения абвера. Известная фигура в этих местах в войну. Но там есть закладка — на странице сто двадцать первой, взгляните. Это касается интересующей нас особы.
Читаю:
«С л е д о в а т е л ь. Что вам известно о заданиях, которые выполняли агенты фашистской контрразведки Олешко-Михеева, Мегрова, Чернова и другие?
К л ы к о в. Примерно в конце сентября 1942 года Мегрова и Олешко-Михеева были посланы на торфопредприятие. Там возникла забастовка рабочих. Помощник фон Барда Миллер дал им задание выявить зачинщиков забастовки.
С л е д о в а т е л ь. Каковы были результаты их поездки?
К л ы к о в. Мне известно, что по возвращении они представили рапорт на имя майора фон Барда. Содержания рапорта я не знаю, мне не показывали. Но Миллер при мне похвалил их.
С л е д о в а т е л ь. Какие они еще выполняли задания?
К л ы к о в. Ходили в лес искать партизан. Брали с собой грибные корзины… Одевались как местные.
С л е д о в а т е л ь. Можете назвать конкретные факты встреч? С кем, когда? Результаты?
К л ы к о в. Этого не знаю».
— Показаниям можно верить? — спросил я.
— Там, где он говорит о себе, трудно сказать… В отношении других, видимо, можно.
Мной овладела безысходность. В глубине души я все-таки надеялся: а вдруг что-то откроется интересное, важное — и все дело повернется самым неожиданным образом. Так бывало… Но здесь шансов все меньше и меньше. Помощник начальника абверкоманды благодарит бывших советских разведчиц за выполнение задания по розыску зачинщиков забастовки! Это уже предательство, преступление. Какие «герои?» Какие «подвиги»? Перевербовка. Все!
— Послушайте минутку! — сказал Крестов, держа перед собой открытое дело. — Одна небольшая выдержка: «Примерно в августе, точно числа не помню, под вечер у них началась беготня. Майор фон Бард поднялся на чердак, где находилась радиостанция. Миллер тоже пошел туда. Сколько они там находились — не знаю, я пошел спать…» Ну, тут следователь уточняет время, я опускаю его вопросы, читаю дальше, — сказал Крестов и продолжал: — «В 5 часов 30 минут утра я пошел в коровник. Слышу какой-то шум, голоса со стороны леса. Гляжу в щель между бревен — пакля трухлявая повыветрилась, щель с палец… Ведут четверых: три девушки и один парень. Руки назад завязаны. Лица побиты, в ссадинах. У первой под глазом синяк. Конвоировали их немцы в штатском. Вопрос следователя: «Почему уверены, что немцы?» Ответ: «Я Миллера узнал. Он тоже в штатском был. Провели мимо куда-то в село». — Крестов отложил дело.
— Чьи показания? — спросил я.
— Это запись со слов некоего Трофимова Александра Тимофеевича. В его избе квартировал майор фон Бард. Показания эти свидетель давал вскоре после освобождения Погостья, в начале сорок четвертого года.
— Среди этих четверых была Валя Олешко?
— Да, потому что есть еще аналогичные показания, и даты сходятся…
— Значит, их били…
— Трудно сказать. Ссадины и синяки они могли получить при приземлении на парашюте. Спускались на деревья… Ночью.
— А тот свидетель жив?
— Жив.
Мы выехали из города в семь утра. Крестов сам вел машину. Дорога шла полями. Потом стали встречаться рощи, овраги; трижды пересекала дорогу узенькая быстрая Полисть. Потом по обе стороны шоссе пошли чистые редкие сосны.
— Странно, что они не вырубили лес у дороги… — заметил я.
— Да, у моста удобное место для нападения. Но в районе штаба части стояли густо.
Километров через пять показалась новая деревня с богатыми избами, скорее похожими на дачи. Это и было Лампово. Мы поставили «газик» во дворе сельсовета.