Имя заказчика неизвестно

«А чего я, собственно, жду, все сильнее промокая под дождем? Решил. Позвонил. Значит, вперед на третий этаж!» — рассуждал я. Еще раз подняв глаза на серое неприветливое небо, я заглянул в свою душу и попытался представить себе настроение Натальи. Да, удивительно, как все гармонично! И когда же придет конец этой мрачной гармонии? Я вспомнил одну старую притчу о царе Соломоне. Говорят, что у него был перстень, на котором было выгравировано: «И это пройдет». И вот когда царю было плохо на душе или вообще по жизни, он смотрел на свой перстень, читал надпись и успокаивался. Ведь все меняется, и не всегда в худшую сторону… Сегодня меня откровенно потянуло на философский лад. И такое настроение было не от хорошей жизни, поверьте. Я тяжело вздохнул и вошел в подъезд…»

Глава шестая

Утро в Москве выдалось туманным и грозило потеплением, а это значило, что пласты снега под ногами превратятся в жуткую кашу и головную боль для водителей и прочих мыслящих существ. Тем не менее уже к половине девятого Щербак привез на Неглинную тележурналиста Улова. Он был весьма доволен собой, хотя бы потому, что его вечному напарнику и, в спортивном смысле, конкуренту Голованову подобного сделать не удалось.

Сева признался, что философ Похлебкин как сквозь землю провалился. Кое-какие сведения на кафедре, где он преподавал, собрать, конечно, удалось, но для оперативной разработки они не годились. Что же до совместной учебы Похлебкина и Юкшина, о которой упоминал адвокат Златкин, то тут речь, вероятно, шла о Кемеровском университете, который будущий философ закончил в тысяча девятьсот семьдесят восьмом году. Если они и впрямь учились с Юкшиным вместе (тот по образованию был историк), то знакомству их около тридцати лет. А тридцать лет — это вам не в очереди за пивом потусоваться. И значит, слова о том, что Похлебкин всегда относился к приятелю с большим уважением, — не пустой звук, раз кабинетный ученый Похлебкин пришел в политику вслед за своим университетским приятелем, а ныне — популярным детективщиком.

Щербаку же накануне пришлось заночевать у журналиста на даче, где в закромах нашлась бутылка «Бехеровки», которая в конечном счете и помогла убедить видного деятеля телеэкрана в необходимости его транспортировки в столицу. Щербак, свято соблюдая инструкции, ни о чем Улова не расспрашивал, ни на что не намекал и сам на все вопросы отвечал абстрактно. Они очень мило, практически по-семейному, провели вечер, и Улов в расплавившихся чувствах действительно повысил своего Владика, пообещав ему возможность делать самостоятельные сюжеты в рамках его передачи. Владик был в восторге и щебетал, не переставая.

Ночью Щербак почти не спал, чутко прислушиваясь к тому, что происходит в доме и вокруг, но, к счастью, волноваться было не о чем. Улов с Владиком уединились в дальней комнате и не выходили оттуда до рассвета. Наверно, им было хорошо.

Щербак допил остатки «Бехеровки» (хорошо живется знаменитым журналистам, черт возьми!) и позвонил в «Глорию» в надежде, что там, как всегда, околачивается Макс. Макс был на месте, пил пиво, ел гамбургер и разгадывал японский кроссворд. Щербак попросил его составить краткое досье на Улова. В кухне на столе лежал открытый ноутбук. Когда они только приехали, Николай видел, что Улов пользовался Интернетом — лихорадочно просматривал все свежие новости. Так что переслать почту возможность имелась.

— Что конкретно тебя интересует? — зевнул Макс.

— Биографическая справка, карьера, что с ним происходило в последнее время — в таком духе…

Макс хорошо знал свое дело, и меньше чем через час Щербак получил ответ.