— Ты обязана была следить за ним. Проверять. На балконе есть фиксирующие замки. Вы не проследили!
— Так удобно, когда есть на кого свалить вину, правда? — ухмыляется Аннабель, бесстрастно выдержав мой свирепый взгляд. Я всерьез раздумываю о самых разных физических методах наказаний и даже пытках. Аннабель вдруг начинает истерически смеяться, а потом резко замолкает, ссутулив плечи и опуская голову. Спутанные локоны закрывают заплывшее от переизбытка алкоголя лицо, руки вяло опускаются на колени. Я даже грешным делом думаю, что она уснула. Но нет, женщина быстро берет себя в руки и вскидывает голову, проводя пальцами по неопрятным волосам.
— Ты сейчас примешь душ, выпьешь аспирин, приведёшь себя в порядок и поедешь в больницу, — с ледяным спокойствием отчеканиваю каждое слово. Скулы сводит от напряжения, но я прилагаю максимум усилий, чтобы не сорваться. — И останешься там до тех пор, пока Джош не придет в сознание. И когда это случится, твое лицо он должен увидеть первым. Трезвое, улыбающееся лицо. Поняла меня?
— Зачем ты это делаешь, Джером? — надтреснутым хриплым голосом спрашивает Аннабель, на лице все та же ожесточенная маска. — Чего добиваешься? Перевоспитать меня хочешь? Заставить любить? А ты никогда не думал, что я прошла уже свою школу, и то, что ты видишь перед собой сейчас, результат усилий другого учителя. Поверь, его методы были куда более действенными.
— Неужели ты его так ненавидела, что собственный ребенок для тебя кажется лишним и мешающим элементом? — сунув руки в карманы брюк, смотрю на нее с неприкрытым отвращением. Улыбка на ее бледных губах ложится рваной линией, неровно изгибаясь, пока не исчезает полностью.
— Ненавидела? — в полголоса переспрашивает Бель, скользнув по мне потухшим взглядом. — Ты совсем еще мальчишка. Что ты можешь понимать. Я его любила. Больше, чем все твои шлюхи разом когда-либо любили тебя.
— У тебя пьяный бред, Аннабель, — пренебрежительно бросаю я.
— А ты видишь другое объяснение тому, во что я превратилась? Ненависть делает женщину сильной, а любовь — слабой. Неправильная любовь ее уничтожает, забирает все силы. Ничего не остается, кроме ощущения пустоты. Даже после всего, что твой отец сделал со мной, я единственная оплакивала его. Ни одна из проституток, с которыми он путался, не пришла. Не осмелились, или им было плевать. Вы думаете, что вечно будете хозяевами жизни? Брать все, что хотите, а потом выбрасывать, когда надоело? Это не так. Придет день, когда ничего не останется. Но даже в последний день вы ничего не поймете. Вам просто не дано. Мужской эгоизм неискореним. Мы действительно устроены иначе.
— Ты сама понимаешь, как это звучит, Аннабель? — саркастически интересуюсь я. — Рассуждаешь о любви, но при этом не способна позаботиться о своем же ребёнке от якобы любимого мужчины. Хочешь вызвать у меня жалость? Сочувствие? Не выйдет.
— Мне наплевать на тебя и на все, что ты обо мне думаешь. Ты здесь временно, ненадолго. Порезвись напоследок. Я много лет прожила с Морганами и понимаю, куда все идет.
— Это угроза или предупреждение? — холодно спрашиваю я.
— Констатация факта. Они тебя уберут, — кивает женщина. — Это вопрос времени. Так что расслабляйся и не трать время на старую алкоголичку. Для меня тоже все кончено, Джером. Они списывают нас в утиль, как устаревшие модели автомобилей, чтобы спокойно кататься на новеньких спорткарах. Мне повезло, что твой папаша загремел в тюрьму, а когда вышел — не успел ничего предпринять. Поэтому я живу так долго, точнее, существую.
— Я не думаю, что Кертис собирался что-то подобное делать. Он относил тебя к первой категории, насколько я запомнил его пафосную громкую речь о нужных и ненужных женщинах и их классификации, — утешать Аннабель не входило в мои планы, но она явно сильно утрирует свою ситуацию.
— Первая категория? — нахмурившись, она сверлит меня непонимающим взглядом, но спустя мгновение он озаряется какой-то мыслью или осознанием. — Ну конечно. Мой отец и его связи. Странно, что Кертис запомнил, скольким обязан моей семье. Никогда не думала, что расскажу тебе об этом, но ты же не отстанешь со своими попытками достучаться до моего материнского инстинкта. Наверное, я должна прояснить, почему тебе не стоит растрачивать свою энергию на меня.
— Не уверен, что мне интересная твоя слезливая история обманутой любви. Оправдывайся не передо мной, Бель, а перед сыном.
— Неужели ты не хочешь услышать из первых уст, какой сволочью был твой отец?
— Кажется, пять минут назад ты говорила, что любила его, — холодно напоминаю я.