И когда Эби смотрит мне в глаза, закусывая губы и вздрагивая от каждого удара моего тела о ее, мне кажется, что она понимает, какие мысли бродят в моей голове. В глубоких темных зрачках разрастается бездна сожаления и нежности, и медленно угасает надежда, вспыхивает и исчезает, словно взрывающиеся в бесконечной вселенной звезды, безжалостно потушенные мной. Необъяснимая злость поднимается изнутри, усиливая острые ощущения, срывая невидимые клейма, бросая в водоворот похоти. Слетая с катушек, я снова начинаю глубокими толчками таранить нежное беззащитное перед моим натиском тело. А потом взрываюсь и, кажется, даже кричу, содрогаясь в экстазе, продолжая инстинктивно толкаться в горячее невыносимо узкое лоно, изливаясь внутри мощной струей.
С ума сойти, я трахаю девственницу на тех же простынях, на которых сутки назад стонала подо мной моя любимая шлюха Фей, уже в пятнадцать лет успевшая раздвинуть для кого-то свои ноги. И я не знаю теперь, кто из нас более омерзителен — я или она. Наверное, мы достойны друг друга. Какая-то подсознательная часть меня всегда знала, что Фей просто горячая сучка с красивой мордашкой, лживыми глазами и постоянно готовыми для многочасового траха отверстиями. С чего я взял, что никто кроме меня не способен дать ей то, что она хочет? Она, несомненно, умеет красиво играть в любовь, но посмотрим, получится ли у нее так же красиво проигрывать.
Вверх цинизма думать о Фей сейчас, кончая в невинное тело, доверчиво предоставленное в полное мое распоряжение. Я спал с девственницами и раньше, в юности, но они почти всегда были моими ровесницами или чуть старше. Самой взрослой было семнадцать, и мне даже в голову не пришло, что слова Эби о парнях, с которыми она якобы занималась сексом, могут быть ложью. Она могла отдать себя тому, кто по-настоящему бы оценил ее дар. Черт, я не собираюсь жалеть ее. Мы все совершаем ошибки, за которые приходится платить не самыми приятными воспоминаниями. Она заслужила хорошего парня, не меня, но заблуждения, свойственные ее возрасту, толкнули девушку к тому единственному, от кого ей стоило держаться как можно дальше.
Придавив неподвижное тело Эби своим потным и задыхающимся, я утыкаюсь мокрым лбом в мягкую линию ее шеи, хаотично поглаживая спутанные темные волосы. Она молчит и не двигается и, кажется, даже не дышит. Пытаясь восстановить свое собственное дыхание, я приподнимаю голову и провожу большим пальцем по истерзанным губам девушки. Шумно втягиваю воздух и смотрю в блестящие от слез изумрудные глаза, в которых так много всего, что хочется просто отвернуться и забыть обо всем, что только что натворил. Что я и делаю, как долбанный эгоист или конечный подонок, скатываюсь с нее, ложась на спину, и тянусь за сигаретой, не сказав ни единого долбаного слова.
Я слышу, как она медленно приподнимается и, обернувшись простыней, спускается с кровати, направляясь к ванной.
— В шкафчике над раковиной в голубом стаканчике есть таблетки, — говорю ей в спину. Эби застывает, неуверенно оглядываясь через плечо. — Выпей одну сейчас, вторую — когда проснешься.
— Зачем? — тихо спрашивает она.
— От нежелательных последствий, — отвечаю я, тоже вставая с кровати. Она резко отводит глаза, чтобы не смотреть на мое голое тело. Однако я успеваю заметить, как болезненная тень пробегает по раскрасневшемуся от слез лицу. Эби скрывается в ванной комнате, а я направляюсь в соседнюю спальню, где есть еще один душ. Быстро всполаскиваюсь, переодеваюсь в простые пижамные брюки и, захватив комплект чистого постельного белья, возвращаюсь обратно. В ванной все еще шумит вода. Девушкам всегда нужно больше времени, чтобы привести себя в порядок. Фей часами проводила время в душе, если мы планировали куда-нибудь вместе выйти, а иногда мы принимали ванные процедуры вместе и тоже часами. Внутренности сжимаются в тугой узел, подкидывая воспоминания совершенного другого рода, распространяя по телу холодную волну ярости. Как я допустил подобное? Какого черта не могу выбросить мысли о вероломной шлюхе из своей головы?