Император Павел Первый и Орден св. Иоанна Иерусалимского в России

Изучение списков позволяет сделать ряд интересных выводов о персональном, национальном, возрастном составе российских «кавалеров». Высшие должности в Ордене, естественно, заняла знать, но не екатерининские вельможи, а новые, павловские любимцы. Так, «фельдмаршалом» был назначен воспитатель Александра Павловича граф Н. И. Салтыков, 1-м министром — Ф. В. Ростопчин (к нему, по свидетельству Жоржеля, поступали все доклады и решались согласно с его мнением)[223] Главным «госпитальером» был назначен бывший новгородский губернатор А. А. Сиверс, «главным шталмейстером» — Кутайсов, «адмиралом» — гр. Кушелев. Среди прочих «оффициалов» значатся Неклюдов, Опочинин, Хитров, Дурново, несколько представителей кланов Долгоруких, Голицыных, Головниных, Шереметевых.

Общее число наследственных и «почетных» кавалеров в Российском приорстве в начале 1799 года составило 63 человека, командоров Ордена — 91. Среди последних — гр. Воронцов (очевидно, Александр Романович. В списках, к сожалению, имена и отчества не приведены). Далее — кн. Волконский «1-й», Вязьмитинов, дюк Ришелье, братья А. А. и П. А. Аракчеевы, гр. фон дер Пален, кн, Багратион, Аргамаковы, Свечин, Ливен, Бенкендорф, Милорадович, Завадовский, Коцебу, Чичагов, Уваров, — словом, вся военная элита из «гатчинцев» и высшие чиновники, выдвинувшиеся при Павле.

Приорство «российско-католическое» по понятным причинам было гораздо малочисленнее — всего около 60 фамилий. Судя по спискам, допускалось двойное кавалерство — в обоих приорствах сразу (адмирал де Рибас, Опочинин, Хитров). Мальтийскими кавалерами были пожалованы по роковой случайности почти все самые активные участники переворота 11 марта: Пален, Скарятин, Уваров и др.

Среди «почетных» кавалеров немало простых офицеров, только начавших карьеру, попадаются имена отцов декабристов — Волконского, Л. Давыдова, Е. Розена.[224]

«Не было выше и лестнее, — по выражению П. Морошкина, — знака монаршей милости», чем пожалование мальтийским крестом.[225] «Командорские» степени были унаследованы сыновьями первых «кавалеров», так что разговор о бытовании в среде нового поколения русских офицеров 1800–1810-х гг. рыцарских традиций имеет и конкретно-биографический аспект, и историко-культурный.

Коснемся того и другого.

Со времен Павла I до конца империи слиянность опорных понятий государственной идеологии и военной организации очевидна, что отражалось и в частной жизни, включая распорядок дня столичного жителя, встававшего вместе с квартирующими в городе полками под флейту или барабан. Заведенному Павлом «солдатскому» распорядку, противопоставленному «вельможной» расхлябанности, следовали его преемники. Так, известно, что Александр I любил не фрунт, но эстетику вахтпарада, что сам он в любую погоду в один и тот же час совершал пешую прогулку по установленному маршруту по улицам и набережным, почти без охраны. Прогулка эта носила не столько «гигиенический», сколько ритуальный характер, ибо демонстрировала спартанский характер, а с другой стороны — доступность царя-рыцаря для подданных.

Результаты «одухотворения» военной службы проложили грань между веком XVIII и XIX. Например, отставки по мотивам «разочарования» в будничности службы, частые для XVIII века (так поступили в свое время Д. И. Фонвизин, Н. М. Карамзин, И. И. Дмитриев) в александровское царствование стали редки. Для отставки нужны были какие-то более серьезные причины. Резко уменьшилось число дворян, никогда не служивших. Даже светские и литературные «львы» — П. А. Вяземский, К. Н. Батюшков, В. А. Жуковский — попробовали военной романтики — в 1812 году или чуть раньше. Хотя смысл военной романтики во время боевых действий резко менялся в сравнении с периодом мирным. «Гусарство» уступало место мотивам жертвенности и подвига. Демократизация бивачного быта, обнищание младшего офицерства на походе приближали его к солдатской массе, но не снижали «одухотворенности» войны.

Вопрос о соотношении понятий кастовой чести и военной доблести в психологии русского офицерства 1800–1810-х гг. решается непросто. Скажем только, что пожалование знаком мальтийского ордена за военные заслуги изначально апеллировало как к «чести», так и к «доблести».

Знак древнейшего европейского Ордена, понятно, мог и не сообщать его носителю подразумевавшихся «рыцарских» качеств. Трудно представить себе ограниченного царского брадобрея Кутайсова «человеком чести», как и простоватого казака М. И. Платова «благородным» кавалером. Но уже сын Кутайсова — генерал-майор А. И. Кутайсов сочетал в своем облике просвещенность (он учился за границей), военную доблесть и самопожертвование. В 28 лет этот блестящий и талантливый офицер погиб на Бородинском поле.

Преемственность в понимании военной службы, чести и патриотизма между первым и вторым поколениями кавалеров Мальтийского ордена достаточно очевидна. «Дети» первых командоров и кавалеров вступали в «военный мир» очень рано — через кадетские корпуса или — в 16–18-летнем возрасте пройдя дорогами наполеоновских войн.