Императорские изгнанники

- У меня очень мало ценностей, потому что чем больше я узнал, тем больше я сталкивался с вопросами и сомнениями, а не со знаниями и ответами. В таком мире разумный человек понимает, что самое честное, что ты можешь сделать – это опасаться ценностей. Я наблюдатель за жизнью. Я смотрю на людей. Я слушаю то, что они говорят о том, во что верят, а затем наблюдаю, как они ведут себя на практике. Прямая корреляция между этими двумя понятиями – редкость. Шарлатаны, руководящие Римом, делают вид, что их действия соответствуют сказанному. Ты же скроен из другой ткани. Ты не говоришь об идеалах и часто выказываешь циничную усталость от мира, но я верю, что ты на самом деле не более чем романтический идеалист, разочарованный тем, что так мало людей соответствует твоим желаемым качествам. Для тебя их моральные неудачи – заблуждения, а для меня – норма. Большинство людей – волки, замаскированные под овец. Но ты, префект Катон, со своими ценностями больше похож на овцу, пытающуюся выдать себя за волка. Честно говоря, я бы очень хотел увидеть то, как долго ты сможешь так продержаться. Удивительно, что человеку с твоими моральными принципами удалось выжить настолько долго, насколько получилось у тебя. Я считаю тебя чем-то вроде увлекательного эксперимента в этом отношении. Насколько хороший человек может преуспеть в коррумпированном мире? Я хотел бы знать ответ на этот вопрос.

Катон принял к сведению комментарии агента и снисходительно усмехнулся. - Держись меня, Аполлоний. Прослужи со мной достаточно долго, и, может быть, ты сам на себе прочувствуешь итог.

Выражение лица агента оставалось задумчивым. - Вот что как раз меня и беспокоит.

*******

В полдень два дня спустя колонна приблизилась к холму с крутыми склонами, возвышающимися над окружающим ландшафтом. Во многих местах отвесные глыбы и скалы доходили до самого хребта. Лес уступил место более открытой местности, усеянной кустарником, низкорослыми деревьями и камнями. После двух дней марша по тропам, окаймленным древними деревьями, где в тени могли поджидать засады, Катон и его люди с облегчением вышли на менее зловещую местность.

«Их приближение к крепости врага не станет сюрпризом для разбойников», - подумал Катон, глядя на хребты. На второй день всадники, проводящие разведку перед колонной, сообщили, что видели далекие группы людей, наблюдающих за ними с вершин холмов. Сначала Катон приказал преследовать их, но к тому времени, когда конные ауксилларии достигали места, где был замечен противник, они уже разбегались и растворялись в чаще деревьев. Ввиду очевидной неэффективности такой тактики римляне довольствовались тем, что оставили врага в покое до момента выхода к логову Царя гор. Вблизи гряды холмов Катон мог видеть крошечные фигурки, наблюдающие за ними с безопасных гребней хребта. Если то, что сказал им Кальгарнон, было правдой, вражеские дозорные должны были быть уверены, что римская колонна, как и многие до нее, пройдет мимо, даже и не подозревая о секретном пути в их скрытую долину.

- Выведи мальчика вперед, - приказал он.

Аполлоний подтолкнул своего коня к Катону и потянул поводок, привязанный к седлу осла Кальгарнона, пока юноша не проехал между ними. Катон указал на гребни.

- Это то место, о котором ты нам рассказал. Ты говоришь, что вражеский лагерь находится в долине на противоположной стороне?

- Мой народ, да.

- Тогда пора показать нам, где находится вход в долину.

Кальгарнон ничего не сказал, но сел в седло, ссутулив плечи.

- Ты завел нас так далеко, - продолжил Катон. - Слишком поздно притворяться глупым. Если ты думаешь, что уже достаточно пострадал, могу заверить тебя, что Аполлоний знает даже еще более болезненные методы заставить тебя заговорить. Ты расскажешь нам все, что нам нужно знать, рано или поздно; единственный вопрос, который ты должен задать себе, - сколько еще мучений ты сможешь вытерпеть, прежде чем сдашься. Итак, скажи нам, куда мы должны идти.

- В самые темные глубины Тартара! - рявкнул Кальгарнон. Он ударил пятками, взвыв от боли, так как удар также сотряс ему пальцы ног, и толкнул осла вперед, но его резко подтянуло вверх, когда поводок натянулся и остановил животное. Юноша отчаянно дернулся в седле, пытаясь вырваться, затем рухнул вперед, его плечи сильно затряслись, когда он заплакал. В его попытке бежать было что-то глубоко нелепое и жалкое, и Катон почувствовал жалость и стыд. Он жестом приказал Аполлонию оставить юношу в покое и направил своего коня к Кальгарнону, обращаясь к нему более мягко.

- Ты храбрый парень, и заслужил мое к тебе уважение. Но ты должен знать, что тебе не сбежать от нас. Я не допущу, чтобы тебя убили, если ты попытаешься, а только лишь подвергну наказанию. Для тебя сейчас уже нет достойной смерти. Ты уже слишком многое открыл для нас. Но ты можешь пережить все это, и твои люди тоже, если они решат сдаться. В противном случае для всех вас будет только смерть. А теперь перестань плакать. - Катон указал на конец гребня примерно в полутора километрах от него.

- Я полагаю, вход в долину не так уж далеко, не так ли?