Самый красивый блеф во всем императорском покере был спектаклем в двух актах. Наполеон инсценировал эту постановку в двух частях 28 и 29 ноября 1805 года.
28 ноября в штаб-квартире царя Александра появился генерал Савари, адъютант Наполеона и глава французской военной разведки. Выражение его лица была непонятным, и он все время просил заключить мир, или, хотя бы, временное перемирие. В конце концов, ему удалось вымолить лишь то, что русские вышлют к Бонапарту своего человека для переговоров. Все удалось только лишь потому, что император Всея Руси, хотя и почувствовал себя весьма возбужденным душой, не перестал быть "хитрым византийцем" — он самолично желал узнать состояние слабости противника.
Глазами царя был его адъютант и наиболее приближенный, двадцативосьмилетний князь Петр Долгорукий. Поскольку в данном спектакле он по воле Наполеона сыграл роль первого плана — роль Арлекина — его следует представить поближе.
Долгорукие по прямой линии происходили от Рюрика, осознание чего представляло собой основу интеллигентности Петра Петровича Долгорукого. Пожиратель поляков и фанатичный пруссофил, несмотря на молодой возраст и отмечаемую некоторыми умственную ограниченность, он стал при петербургском дворе одним из предводителей реакции и с высот данного положения яростно боролся с Чарторыйским. Александр доверял ему безгранично и использовал в самых важных дипломатических миссиях, в частности, в Берлин, где как раз, по наущению Долгорукого, прусской полиции был передан список польских патриотов, которые прибыли выразить почтение Александру. Теперь, под Аустерлицем, этот царский любимчик должен был поставить точку над "і".
Повторный визит состоялся 29 ноября. Князь Долгорукий, в своем парадном мундире, вез Бонапарту царский ультиматум, презрительно адресованный: «предводителю французов». Над редакцией этой вот формулировки, освобождающей от титулования "узурпатора" императором, в штабе Александра работало несколько человек, а достигнутый ними эффект был признан "победой перед победой".
Потомок Рюрика встретил корсиканца — усталого, грязного и покорного — возле передовых французских постов. Бонапарт с поспешностью пажа выбежал навстречу Долгорукому и лично, обращаясь к нему преисполненными уважения словами, повел к себе. По дороге Долгорукий лично мог наблюдать, как французские подразделения спешно сворачивают лагерь и собираются отступать, как другие части насыпают шанцы, обязанные это наступление прикрывать. Во время беседы князь относился к Наполеону, словно "к боярину, которого должны сослать в Сибирь", стучал кулаком по столу, требуя безоговорочной капитуляции. Наполео7н юлил, торговался и упрашивал, но когда Долгорукий заявил, что отступить французам будет дозволено лишь тогда, если Бонапарт незамедлительно пообещает отдать всю Италию, Вену и другую европейскую добычу, до него дошло, что комедия переходит в шутовство. Помня, что пересаливать не стоит, ибо у всего на свете имеются свои пределы — даже глупость князя Долгорукова — Наполеон отправил сопляка коротким:
— И прошу меня не оскорблять! Я не согласен!
Долго еще после того, вспоминая свою роль, Наполеон смеялся и даже в официальных письмах называл Долгорукова "un frèliquet" (прощелыгой)[42]
.Князь возвратился к своему царю и вечером того же дня представил ему рапорт, в котором, черным по белому, доказывал, что французская армия находится в состоянии полнейшего отступления, а впавший в истерику Бонапарт думает только лишь о том, как выбраться целым из авантюры, в которую сам же и влез. Тут перепугался уже Александр, и эти опасения были аналогичны тем, что и ранее у Наполеона — что добыча выскочит у него из-под носа. Охотнее всего, он атаковал бы сразу, но прожекторов к этому времени еще не изобрели, так что возникло опасение, что победная армия впотьмах попросту заблудится, тем более, что оба войска разделяло приличное расстояние.
В связи с этим было решено провести несколько организационных усовершенствований. Скомпрометированный "пораженец" Кутузов практически был отстранен от управления армией — руль в свои "помазанные" руки взял сам император. После чего началось передвижение в сторону французского императора, и первого декабря армия остановилась