Императорский Рим. Книги 1-12

В этот момент отряд Пета начал пробиваться на свободу. В сомкнутом строю, колено к колену, кавалеристы прокладывали себе путь, топча пытавшихся сдержать их фракиек. Еще уцелевшие в очажках сопротивления всадники приободрились, замахав мечами с яростью, которой их отчаянным противницам нечего было противопоставить. Постепенно разрозненные группы сливались, вынуждая женщин с потерями подаваться назад. Тем самым уцелевшие ауксилиарии получили время прийти в себя. Из первоначальных четырехсот восьмидесяти воинов алы в седле оставалось сто шестьдесят, еще девяносто, включая Веспасиана и Помпония, оказались спешенными. Почти половина наездников устилала телами разбухший от дождя грунт. Пришло время отплатить за их смерть.

Главная битва еще бушевала. Передав функции охраны фланга Четвертого Скифского двум очередным снятым со стены когортам, ауксилиарии начали сбивать фракиек в плотную толпу. Нескольким десяткам удалось прорваться и убежать к оставленным на склоне детям, но большинство оказалось в окружении. Женщины, не кричавшие более, ожидали решения своей судьбы. Ни одна не пала на колени, моля о пощаде – им ли было не знать, что ее не будет? Они готовы были умереть, как умирали их мужчины, на глазах у своих детей, оставаясь непокорными до конца.

Всадники спешились и с металлическим скрежетом извлекли из ножен мечи. Раздался приказ. Веспасиан стиснул рукоять гладия, вскинул овальный кавалерийский щит и шагнул к неподвижным женщинам. Даже когда его клинок вошел в горло молоденькой девушки, ни одна из женщин не издала ни звука и не шевельнулась. Беззащитные, они стояли, полные презрения к режущим их римлянам. А те безжалостно вершили месть, думая о своих павших товарищах.

Веспасиан прорубал себе путь, круша молодых, старых, красивых и безобразных. Исполненный ненависти и ярости, он не видел разницы. Это совсем не напоминало завораживающий восторг битвы. В нем пробудилось загнанное вглубь стремление человека уничтожать всех, кто не принадлежит к одному с ним народу, племени, клану, наслаждаясь осознанием того, что их смерть приносит благо и безопасность его нации.

Когда последние из фракиек пали под ударами окровавленных мечей, ауксилиарии, удовлетворившие жажду мести, повернули назад. Не слышалось победных кличей, никто не обнимал товарища, радуясь, что битва окончена и он остался жив. Кавалеристы просто расселись по седлам и застыли в ожидании команды, стараясь не смотреть друг другу в глаза. Глубоко уязвленная гордость доставляла им мучительную боль.

Глава 27

Взобравшись на коня, Веспасиан расположился рядом с Помпонием и наблюдал за конечной фазой битвы, разворачивающейся перед ними в предрассветном сумраке. Главные силы Четвертого Скифского проложили себе путь почти до самых ворот, которые надежно удерживали когорты Поппея. Уцелевшие фракийцы оказались зажаты между двумя отрядами тяжелой римской пехоты, сопротивление варваров все более слабело перед лицом безжалостной и высокоорганизованной силой клинков легионеров. С другой стороны ворот разыгрывалось зеркальное отображение этого боя, с наступающим Пятым Македонским в роли главной силы. Коннице тут делать было нечего. Фракийское восстание было окончательно сокрушено человеком, который, по сути, являлся хотя бы отчасти ответственным за его возникновение.

– Надо доложиться Поппею, – тихо сказал Помпоний. – И поздравить его с победой.

Легат вскинул руку и отдал приказ на рысях идти к воротам.

– Эта победа должна была принадлежать тебе, – заметил Веспасиан.

– Что ты имеешь в виду? – спросил легат, трогая коня.

Понимая, что в грядущем противостоянии с Поппеем Азинию потребуется сильный союзник, юноша поведал Помпонию про отказ командующего подчиниться приказу императора и сената и вернуться в Рим. Рассказал также про предательство Поппея и Сеяна, и про участие в заговоре Ротека и Гасдрона. По мере того как ала ехала по усеянному телами полю, слыша победные кличи легионеров, ярость Помпония росла. Причиной ее являлось не столько коварство Поппея, сколько урон, нанесенный личному достоинству легата. Войска, приветствующие победоносного полководца, могли сейчас обращаться к нему. У него украли по праву принадлежащую ему славу, а вместо этого он едва не принял унизительную смерть от рук одичавших дикарок. Достигнув ворот, Помпоний уже кипел от возмущения. Видеть Поппея, воздевшего в руке шлем, в окружении ликующих солдат, оказалось выше его сил.

– Подлая потаскуха! – вскипел легат. – Гляньте, как купается он в похвалах своих подчиненных. Они кричали бы не так громко, если знали, что этот негодяй финансировал бунт и что их товарищи умерли исключительно ради удовлетворения его амбиций!