Современный Милан
Невозможно не обратить внимание на то, что из всех многочисленных и древних религий, исповедуемых в пределах Римского мира, упомянуто было только Христианство. Причем дважды. Невозможно не обратить внимание на упоминание «Верховного Единого Божества» (очевидный знак монотеизма), причем в связи с тем, что императоры совершают служение ему «в свободной преданности». Императорский эдикт – не простой документ и в нем нет случайных и лишних фраз, слов и оборотов. Ни для кого не оставалось сомнений в особом положении, которое теперь обретало Христианство, при декларированном формальном «равенстве всех религий».
Понятно, что такой документ мог появиться только под диктовку Константина. Лициний его никогда бы не составил. Да он, конечно, и воспринимал его, как очередное промежуточное соглашение. Для Константина же этот эдикт являлся сущностно важным, и нарушение его он понимал как основание для разрыва и начала войны. Лактанций с радостью писал, что «…после этого на земле был восстановлен покой, повсюду возвысилась Церковь, которая до этого была попрана». К сожалению, Лактанций выдавал желаемое за действительное. Еще долгих одиннадцать лет пройдут в борьбе Константина за установление единой власти во всем Римском мире. И только после того, как Константин в 323 году станет автократором, он начнет организовывать Первый Вселенский собор, который откроет эпоху Христианской империи.
Современный Милан
Однако, несомненно, занавес языческой империи опустился именно в феврале 313 года в Медиолане.
Заключительным, трагическим, но и неизбежным аккордом в этом действе стала смерть Диоклетиана. Константин и Лициний по обычаю решили скрепить свой союз родством: Констанция, сестра Константина, стала супругой Лициния. Будто бы на эту свадьбу пригласили и Диоклетиана. Но о старике в Медиолане вряд ли вспоминали, и совсем уж сомнительно, что пригласили на свадьбу. Сколько было таких свадеб! Сначала от всех приглашений Диоклетиан отказывался, затем его и вовсе перестали приглашать. Поговаривали, что Диоклетиан испугался кого-то из августов, то ли Константина, толи Лициния. Едва ли кто-то из императоров желал убить старого Диоклетиана, за девять лет своей отставки даже не попытавшегося вернуться к власти. Но несомненно, что Диоклетиан окончил дни самоубийством. Почему?
Медиоланский февральский эдикт он, конечно, читал. Он держал в руках документ, который являлся смертным приговором той языческой Римской империи, которую Диоклетиан любил и ради которой жил. Единственно любимая и дорогая, она окончательно уходила в прошлое, становясь не более чем «страницами исторического манускрипта». Вслед за тем, что было смыслом его жизни Диоклетиан и ушел. В полном смысле слова именно он был «последним римлянином». Тем, кто испив до конца горькую чашу своего поражения, покончил с собой на руинах языческой Цивилизации.