Империя хирургов

Пятнадцатого ноября «Дойче Райхсанцайгер» опубликовал следующее сообщение: «Неоднократные тщательные осмотры не оставили врачам сомнений, что в случае Его Кайзерского Величества кронпринца речь идет не о чем ином, как о раке гортани. Врачи рассматривают несколько вероятных методов лечения, и Его Величество в должной мере осведомлен о каждом. Ему была рекомендована операция трахеотомии, как только назреет ее необходимость. Подлинник подписали Морелл Маккензи, Шреттер, Шрадер, Краузе, Моритц Шмидт, Марк Ховелл».

В Германии и остальном мире поднялось необычайное волнение. Немецкие врачи восприняли эту новость как спасение для своей чести. Однако они заблуждались, думая, что настал конец бессмысленному противостоянию и клевете. Они недооценили своенравия кронпринцессы, и они недооценили упрямства, с которым Маккензи пытался выпутаться из лабиринта, в котором он оказался заперт по собственной вине, чтобы только еще раз привлечь прессу на свою сторону, чтобы только еще лишь однажды одержать победу над ненавистными немцами, все равно какими средствами и какой ценой. В минуты страха перед ответственностью он был готов согласиться на условие Шреттера и Шмидта: когда кронпринцу потребуется дыхательная трубка, Бергман незамедлительно приедет в Сан-Ремо. Также они условились о том, что в Италию будет вызван Браман, тогдашний ассистент Бергмана, на случай если возникнет опасность удушения и Бергман не сможет явиться своевременно. Неохотно на это согласилась и кронпринцесса, после чего Шреттер и Шмидт уехали. Она заставила их пообещать, что рак ее мужа не станет достоянием общественности.

Когда перед ее глазами предстала та заметка – никто так никогда и не узнал, почему она была напечатана, – «кронпринцесса места не находила от возмущения». С того самого момента душевное состояние ее сделалось ужасным, болезненным, обнаруживающим начало безумия. Она оправилась от первого шока, связанного с диагнозом. Она принуждала Маккензи прибегнуть к новым уловкам, направленным на сокрытие фактов, хотя он сам уже ступил на этот путь. Он отыскал новые симптомы, которые были нетипичны для раковых заболеваний. Ему потребовалось немного времени, чтобы убедить кронпринца игнорировать вынесенный ему приговор и снова внушить ему отвращение к немецким врачам. Это выразилось в таких словах кронпринца: «Я доверяю Богу и сэру Мореллу Маккензи». Брамана, ассистента Бергмана, в Сан-Ремо ждал холодный прием. Ему дали почувствовать себя нежеланным гостем и всячески избегали его.

Уже через несколько недель Маккензи опроверг свое собственное предположение о раке. Седьмого января 1888 года «Бритиш Медикал Джорнал» опубликовал следующую статью: «С чувством величайшего удовлетворения сообщаем: из надежного источника нам стало известно, что симптомы, так взбудоражившие общественность в начале ноября, почти полностью исчезли». Это случилось за считанные дни до того, как кронпринц слег с сильными болями в гортани, лихорадкой и тяжелой одышкой. Напрасно Браман предлагал свою помощь. Он просил своевременно обратиться к Бергману, чтобы не пришлось делать разрез гортани в состоянии крайней необходимости, но получил суровый отказ.

В начале февраля одышка стала мешать сну кронпринца. Он сидел в постели, не в состоянии забыться. Все еще продолжались попытки остановить болезнь ледяными обертываниями. Тщетно. В ночь на восьмое февраля кронпринц подошел к постели своего камердинера. «Я больше не могу этого выносить! – прохрипел он. – Сделай мне шейный компресс». Ближе к вечеру следующего дня случился приступ удушья. Браман потребовал немедленно оповестить Бергмана. Это не было исполнено.

То была жуткая ночь. Ледяные обертывания не помогали. Рано утром перед Маккензи стоял обычно спокойный, добродушный, многое готовый стерпеть флигель-адъютант фон Кессель с пылающим от негодования лицом. Сквозь зубы он проговорил: «Если Вы сейчас же не позовете Брамана, я позабочусь о том, чтобы в скором времени Вы предстали перед военным трибуналом».

Тогда Маккензи ринулся к Браману. Он потребовал безотлагательно сделать трахеотомию. Браман поспешил на виллу и распорядился сию же минуту отправить телеграмму Бергману. Его послушали. Телеграмма была отправлена в 9.20 утра. Но в час пополудни, как позже выяснилось, она еще не покинула Сан-Ремо. Браман не знал, что напрасно ждет ответа от Бергмана. В три часа этот молодой, скованный чужой, враждебной обстановкой человек осознал, что ему ничего не остается, кроме как действовать самостоятельно, без своего наставника. Хрипы задыхающегося кронпринца были слышны даже у ворот виллы. Маккензи пояснил Браману: «Я отказываюсь от всякой ответственности, если Вы не будете оперировать». Браман вынужден был оставить надежду на ответную телеграмму из Берлина.