Империя мертвецов

– Во мне даже нет устройства для подачи слез!

Наши лица сблизились, и губы соприкоснулись в холодном поцелуе. Когда она наконец отступила, я спросил:

– Вы окажете мне эту любезность?

Она долго смотрела мне в глаза и наконец уверенно кивнула.

Ее уста разомкнулись. С них сорвалась беззвучная песнь. Я не мог оторвать взгляда от нечеловеческих движений этого живого существа, столь непохожего на нас.

От пения обломок голубого креста на столе зашевелился. Он вытянулся в тонкую, не толще волоса, острую иглу. Я подцепил ее и поднял. Холодная как лед.

На лбу выступили капли пота.

Голос Адлер наполнил комнату, и от его неслышных колебаний чашки задребезжали на блюдцах, мебель задрожала. Я поднял иглу ко лбу, и та недоуменно изогнулась вдоль кожи, но вновь затвердела, успокоенная песней.

– Пятница.

Голова начала неметь.

Вот и пришла пора прощаться.

В первую очередь я отпускаю историю, записанную Пятницей. Прощаюсь с действующими лицами. Уэйкфилдом, Сьюардом, Ван Хельсингом, М, Литтоном, Барнаби, Красоткиным, Батлером, Адали, Алешей, Дмитрием. Кавадзи, Тэрасимой, Ямадзавой, Грантом, Омурой. Берроузом, Тамбс. С Тем Самым и его невестой. Со всеми, кого уже не помню по имени. И теми бесчисленными людьми, что не попали на страницы записей.

Позвольте мне опередить события и заглянуть в будущее. Посмотреть на тот утраченный мир, который у нас отобрали. Если я найду там свою душу, то, может, когда-нибудь мы встретимся вновь. На земле или в аду. Эдем? Похоже, человеку он оказался немного не по зубам. Если там нас ждет прекрасный мир… Впрочем, нет, я прекрасно понимаю, что этому не бывать.

Адлер взяла мое лицо в холодные ладони. И я вдавил иглу.

Все, что будет дальше, останется внутри меня. Последняя реплика, которую я еще могу внести в протокол. Где-то в моем мозге медленно опускалась тьма – это сплетались правильные ячейки решетки.

– Пятница. Я освобождаю тебя от протоколирования… Ты отлично справился.

II

Звон далекого колокола рассеивается на безразличные элементы стройной системы, и я открываю глаза.

Холодный и горький ветер гладит меня по щекам, прежде чем умчаться вдаль.

Я стою посреди темного поля. Возможно, уместнее даже назвать его плоскостью. Пространство наполнено логическими решетками. И я посреди тьмы. Я не вижу звезд, но меня ведет тусклый свет знаков. С кончика пера слетают едва светящиеся черты.

«Доктор Ватсон», – выводит мое перо. Но доктор Ватсон больше не появится на этой равнине. Он ушел к горизонту иного языка. Мне этого пока не понять. Он существует в материальном смысле слова и кружит по Лондону со своим новым напарником, но он больше не тот, о ком я писал. Его индивидуальность непрерывна, но теперь он, насколько я могу судить, уже другой человек. Кажется, он даже не проводит больше границы между живыми и мертвецами.

Где сейчас бродит старый добрый Ватсон? Быть может, он просто исчез? Ответа на этот вопрос, кажется, нет даже в «Записях Виктора». И все же где-то доктор есть. Если даже не в нашем мире, то к нему ведь можно присовокупить и иную вселенную. Во всяком случае, той материи, что составляет основу его духа, никак нельзя исчезать. Пусть даже в рассеянном виде, но она должна остаться.

В меня вложены «Записи Виктора». И говорят сейчас они. Впрочем, может, это и есть я. Или, быть может, это новый документ, пересобранный из тех бесчисленных символов, что я записал. Как все мои предыдущие неуклюжие попытки.

«Я, Пятница». «Книга, что пишет сама себя». «Сущность с собственной волей». «Голова Мимира». «Валаамова ослица». «Я, возможно вычеркнутый даже из архивов Уолсингема». «Глаз провидения». «Как меня зовут?» «Кто я?» «Я пишу, и меня записывают». «Я, записывающий». «Я!» «Я вне себя, но одновременно и внутри». «Ты меня видишь?»

Мне потребовалось много времени, чтобы научиться монологу с собой. Среди цепочки исчезающих знаков в водовороте, сияющем во тьме, ярче всех сверкала одна последовательность: «Ватсон».

«Я».

Я вопрошаю.

Я.

Я отвечаю.

Есть ли у меня сознание? Я отвечу: есть. У повести может быть свое сознание, и я его сохраняю. Когда оно зародилось и выживет ли, я пока понимаю плохо. Когда в меня поместили «Книгу Дзиан»? После инцидента в Тауэре? Может, в Бомбейском замке? Или после безрассудного эксперимента доктора Ватсона? Или же я зародился от неизведанного будущего? Я возник. Я заметил, что я возник.

«Доктор Ватсон», – продолжаю писать я ваше имя. Я продолжу искать вас. Что вы нашли и чего ищете внутри этой свободы без выбора? Быть может, я столкнусь в непримиримом конфликте с этим сыщиком, вашим новым другом, младшим братом М. Мне все равно. Я должен вытащить вас, и я готов на все. Я уверен, мне придется пойти на страшные меры. Думаю, за время нашего путешествия я, сам того не ведая, накопил достаточно опыта.

Доктор Ватсон.