Империя Наполеона III

Ожидая отправки в Соединенные Штаты, Луи-Наполеон напишет письмо Вейяру, где с горечью отвергает выдвинутые против него оскорбительные обвинения в трусости и низости. Он также отрицает, «что с меня потребовали клятвы больше не возвращаться во Францию». Именно в этом — в нарушении клятвы, которой он не давал, его будут упрекать впоследствии политические противники. В свою очередь, Гортензия де Богарне, оставшаяся в Европе, всячески защищала Луи-Наполеона как от нападок со стороны семьи, так и от клеветнической кампании в прессе, развязанной правительством Луи-Филиппа.

Смерть старшего сына, неудачи младшего и долгая тяжелая болезнь подточили ее силы, и она умирает 5 октября 1837 года в Араненберге на руках Луи-Наполеона, сбежавшего из Америки. После смерти матери и неудачной попытки мятежа поведение Луи-Наполеона сильно изменилось: он становится молчаливым, задумчивым, тщательно скрывает свои мысли и эмоции. Со смертью матери Луи-Наполеон становится наследником значительного состояния, оцениваемого в три миллиона франков и сто двадцать тысяч годовой ренты. И это наследство позволило ему заявить о себе как о наследнике, дяди, что вызвало беспокойство французского правительства.

В 1838 году один из участников страсбургских событий, экс-лейтенант Арман Лэти, опубликовал брошюру «Ретроспективный взгляд на события 30 октября 1836 года», где он отстаивал дело принца и ловко защищался от несправедливых обвинений в адрес заговорщиков. Правительство расценило эту публикацию опасной для режима, и ее автор должен бил предстать перед судом. В открытом письме к Лэти Луи-Наполеон предлагал придерживаться следующей тактики на суде: «Вас спросят… где наполеоновская партия? Отвечайте: партия не существует, но ее дело повсюду. Эта партия не существует, потому что мои друзья не поставлены под ружье, но дело ее имеет сторонников повсюду, от рабочих и советников короля до солдат и маршалов Франции»^{64}

. И если принц подчеркивал, что у него нет никакой партии, что соответствовало действительности, то он акцентировал внимание на самой природе бонапартизма, на его национальной сущности, на поддержке, которую оказывают движению все слои общества. Далее в своем письме он развивает эту идею: «Но если однажды партии скинут нынешнее правительство… они подорвут все социальные основы государства, и тогда, возможно, имя Наполеона станет спасительным маяком для всех, кто любит Францию и является ее действительным патриотом»^{65}

.

Правительство Луи-Филиппа решило любой ценой избавиться от опасного претендента, обосновавшегося в Швейцарии. Глава кабинета министров Мале в письме французскому посланнику в Швейцарии с негодованием писал: «Луи-Бонапарт доказал ясно, что у него нет никакого чувства благодарности, и терпеть долее со стороны французского правительства значило бы только способствовать ему еще более укрепиться в своем ослеплении, и повело бы его к новым заговорам». Франция предъявила ультиматум Швейцарии, в котором она, со ссылкой на запретительные статьи Венского договора, в категорической форме потребовала изгнания Луи-Наполеона с ее территории. Принц решил не искушать судьбу: он покидает Швейцарию и направляется в Англию. Благодаря наследству матери Луи-Наполеон ведет в Англии соответствующий принцу образ жизни, и о нем начинают говорить как о реальном претенденте на французский престол.

Находясь в Англии, принц подвергает переосмыслению опыт страсбургской неудачи и приводит в порядок свои мысли. Он приходит к мнению, что для успеха дела необходимо существование «бонапартистской доктрины», поскольку одного наполеоновского культа недостаточно для того, чтобы увлечь за собой страну. В результате размышлений и анализа послереволюционного развития Франции в июле 1839 года в свет вышла брошюра, названная очень емко и в то же время пропагандистски удачно: «Наполеоновские идеи». В ней, безусловно, находясь под влиянием работ императора, написанных на острове Святой Елены, Луи-Наполеон излагает свою концепцию бонапартизма и высказывает свои взгляды по поводу современного состояния Франции. Прежде всего, подводя итог послереволюционному развитию страны, он отмечает, что уже в течение 25 лет Францию лихорадит, общество кидает от революционной горячки к апатии и наоборот. Подобное состояние духа, подчеркивает принц, характерно для общества, находящегося в переходном состоянии. Вместо того, чтобы вернуться к испытанным рецептам — твердой и стабильной власти, происходит”постоянная смена режимов и хаотическое движение непонятно куда.