Империя Рун

Соглядатай попытался поднять руку с дубинкой, но Торис от души пнул его ногой под колено. В обычной ситуации это ни к чему бы не привело, но баронет до сих пор был закован в ударные щиты, что я наложил на него в самом начале этой заварушки, так что темную улицу озарила еще одна оранжевая вспышка, а я услышал глухой хруст ломающейся ноги.

Мужчина взвыл и завалился на бок, хватаясь за покалеченную конечность, но уже следующим ударом Торис вырубил моего обидчика, свернув тому нос на бок и сломав скулу.

— Рей! Ты как?! — воскликнул баронет, падая рядом со мной. — Я не понимаю, что творится, но…

Я только тяжело покачал головой, пытаясь прийти в себя. Скорее, несколько целительных печатей, ведь Отавия.

Девушка тяжело захрипела и, повернув голову, потянулась ко мне тонкими пальцами левой, здоровой руки.

— Сейчас, сейчас… — бормотал я, вгоняя в себя одну за другой печати Эо.

Самая большая, из трех рун, отправилась в плечо, поврежденное копьем света. Страшная обожженная рана на глазах стала затягиваться, покрываясь огромными уродливыми рубцами. Больно было — просто неимоверно, но это была хорошая, правильная боль, и как только желтое свечение угасло, я снова смог двигать рукой.

Даже не вставая, я на коленях подполз к Отавии и приподнял девушку за плечи.

— Торис, отойди, — скомандовал я баронету, боясь, что его зацепит магией, которую я сейчас собирался творить.

Неизвестно, что произойдет, когда я попытаюсь вытащить из тела принцессы проклятье.

Мой друг молча подчинился, понимая, что все разговоры будут потом — отошел к стене одного из домов, укрывшись за каким-то пустым прилавком. Я же уже был полностью сосредоточен на Отавии, которая вот-вот готовилась испустить дух.

Если еще пару минут назад тело девушки горело огнем, то сейчас она была почти холодная. Истинным зрением я видел, что пока Легер и его бойцы пытались умертвить последний шанс принцессы на выживание, проклятье добралось до груди и шеи своей жертвы и готовилось вот-вот перекинуться на сердце и голову. А судя по тому, что правая рука принцессы выглядела совершенно безжизненно и синюшно, это означало только скорый конец.

Я еще раз всмотрелся в магические потоки, что растекались по жилам и телу принцессы. Это было так похоже на магические каналы, что я видел у колдунов… Не зря считается, что они полностью повторяют маршрут основных кровеносных каналов в теле человека, и что их травма может привести к потере способностей к магии!

Вот только Отавия не была волшебницей, она была простым человеком, и сейчас красно-желтое заклинание выжирало ее изнутри.

Я попытался потянуться к этой силе, ухватить ее, вытянуть, как я вытягивал энергию из окружающего пространства, но ничего не получилось. Заклинание уже обрело форму, нашло цель и сейчас уверенно двигалось вперед, хотя немного и замедлилось. Это как пытаться из вина опять сделать виноград — процесс был необратим.

Считалось, что даже белые руны бессильны перед проклятиями — настолько страшной и отвратительной была эта магия. Но что если эти печати просто были недостаточно сильны? Или дело в том, что это вовсе должны быть не печати, а чистая сила Вун, Сиг и Даг? Я вспомнил, как Витати удалось облегчить страдания учителя своей дикой Вун, изгоняя отравляющую его тело синюю магию. Но Осиор был колдуном, винефик боялась ему навредить… А что если?..

Я еще раз посмотрел в стекленеющие глаза принцессы, которая неотрывно наблюдала за мной и одними губами шепнул:

— Я попытаюсь…

Использование печати Вун, казалось, ничего не дало, как и говорилось в древних книгах, но я увидел, как расползающееся проклятье чуть дрогнуло, будто бы сбилось с пути. А это означало только одно.

Вытянуть белую магическую силу со всего окружающего пространства. Раствориться в ней, слиться с ней. Осознание того, что худые дрожащие плечи, что лежали сейчас в моих руках, вот-вот замрут, что сбивчивое дыхание несносной принцессы, что даже по имени меня назвать не может, вот-вот стихнет, почему-то придавало мне уверенности и твердости. Последние недели мы много времени провели вместе, и как бы она не относилась ко мне — как к холопу, обслуге или мебели — мне не хотелось, чтобы она погибла. Особенно, погибла вот так, мучительно и страшно, проклятая человеком, которого я считал обычным наемником и своим знакомым.

То, что это дело рук Берни, у меня не было ни единых сомнений. Сейчас я понимал, что в том желтом свете были отблески алого, что это именно улыбчивый и веселый Берни проклял Отавию. Проклял намеренно, разрядив в ее пораненную ладонь страшный, запретный амулет, смешав колдовство с кровью жертвы.