Империя вампиров

Добрая сестра последовала за мной наружу, тогда как Кавэ поспешил завести лошадей с холода в тепло. Аарон с Сероруком поклонились, приветствуя Ифе, и все вместе мы поднялись к головокружительным высотам Сан-Мишона. Я нес на себе мальчишку де Бланше, Аарон – ля Кур. Все время, что платформа поднималась, я искоса поглядывал на сестру, но та сохраняла каменное выражение лица. Над нами, радуясь возвращению хозяина и клекоча на ветру, кружил Лучник. Наставник вскинул руку, и когда сокол сел ему на предплечье, губы Серорука изогнулись в бледном подобии улыбки.

Я-то думал, мы сразу пойдем к настоятелю Халиду или же хотя бы наполним животы, но Ифе повела нас в оружейную. Окна, как обычно, подсвечивались изнутри огнями горнов, а трубы изрыгали черный дым – все, кроме одной, над которой вилась тонкая алая струйка. На крыльце нас дожидался сам серафим Талон: воротник пальто затянут болезненно туго, в руках – ясеневая трость.

– Светлой зари, брат Серорук, – холодным голосом высокородного произнес Талон. – Де Косте.

– Божьего утра, серафим, – ответили те.

Затем серафим посмотрел на меня, оглаживая длинные черные усы, как шестилетний ребенок гладит любимого котенка.

– Светлой зари, мой маленький дерьмокровка.

– Божьего утра, серафим, – со вздохом ответил я.

Талон слегка мотнул головой, приглашая следовать за ним, и мы прошли в оружейную. Хорошо было войти в жаркую кузню после дороги; под потолком звездами сияли химические шары. Вдоль стен тянулись стеллажи со сребросталью, а между их рядами я заметил Батиста Са-Исмаэля, юного чернопалого, сковавшего мой меч. Его темная кожа влажно поблескивала от пота, а мускулы бугрились, пока он катил бочку сырого кокса для печей. При виде нас он задержался и вытер лоб.

– Светлой зари, серафим, – произнес он своим теплым баритоном. – Сестра Ифе.

Талон кивнул, а Ифе поклонилась.

– Божьего утра, Са-Исмаэль.

Остальным кузнец искренне улыбнулся.

– И вам светлой зари, братья. Смотрю, вернулись с победой? – Он взглянул на меч у моего пояса. – Львиный Коготь проявил себя в первый выезд, де Леон? Убил им за меня какое-нибудь чудище?

– Один оскверненный священник выбросил его в окно, брат, поэтому боюсь, что нет.

Батист с улыбкой взглянул на Ифе.

– Зато ты ее наконец выгулял. Дамы это очень любят. – Он хлопнул меня по плечу теплой рукой. – Не переживай, Львенок, Бог еще предоставит тебе шанс исполнить Его волю.

Дьявол подери, как же мне нравился Батист. И не мне одному: в обществе чернопалого де Косте растерял все свое высокомерие. Даже Серорук будто готов был отбросить свою обычную сварливость. Когда Батист улыбался, то казалось, улыбается он именно тебе, и смеялся он от всей своей доброй души. Но вот серафим откашлялся, и Батист обернулся к нему.

– Вижу, что у вас дело, братья. Не стану отрывать от священного Божьего промысла. Подéлитесь своей историей сегодня вечером в трапезной за чашкой вина.

– Если не бутылкой, – подсказал Аарон.

Кузнец рассмеялся, сверкнув темными глазами.

– Во имя крови. До вечера, mes amis [19].

Кивнув ему на прощание, мы двинулись дальше следом за серафимом и сестрой Ифе в ту часть оружейной, где мне еще бывать не доводилось. Путь нам преградили массивные, окованные серебром двери, отпиравшиеся серебряным же ключом на шее у Талона. За ними нас ждала просторная комната со стенами из темного камня. В воздухе витал запах старой крови. Высокий сводчатый потолок освещали все те же химические шарики, а стены покрывали изображения с анатомией холоднокровок, фей и прочих чудовищ. Однако центральное место в комнате занимал гигантский аппарат, подобных которому я и вообразить не мог.

Помещение напоминало некий цех, измысленный нездоровым умом: ряд крупных каменных плит, опутанных, как змеями, трубками, а в плитах – желоба в форме семиконечной звезды. С полдесятка таких лож занимали изможденные вампиры в серебряных оковах. Многие из них были порченые, но по меньшей мере один – высококровный, симпатичный господин с длинной рыжей шевелюрой оссийца. Их безжизненно-серая кожа напоминала шкурку высохших и сморщенных плодов. Из груди у тварей тянулись серебряные трубки, по которым в стеклянные сосуды – кап-кап-кап – стекала кровь.

Глянув на стоявшую рядом Ифе, я шепотом спросил:

– Что это за место, сестра?

– Алый цех, – ответила та. – Понимаешь, сердца холоднокровок толком не бьются, и кровь у них течет туда, куда они сами пожелают. Самый верный способ сцедить ее – этот цех, поэтому тут мы производим больше всего санктуса.

Я осматривался, раскрыв рот и ощущая странный трепет. Аппарат казался мне плодом союза науки и колдовства.

– Де Косте, – сказал Серорук. – Де Леон. Разместите наших гостей.

Мы с Аароном послушно сгрузили пленных холоднокровок на плиты. Обоим мы заткнули кляпами рты и завязали глаза, но когда Ифе защелкнула на запястьях и лодыжках Вивьен ля Кур серебряные оковы, та тихо застонала от боли. Ее плоть зашипела, и пришлось снова напомнить себе, что эти твари – лишь пиявки в человеческой шкуре.

– Судя по тому, как они держатся, они точно крови Восс, – сказал Серорук.