Талон мотнул головой в сторону мальчишки.
– Первый из выводка?
–
– Бедная душа, – тихо проговорила Ифе. – Он же еще совсем ребенок.
– Который так и не станет мужчиной, – сердито произнес Серорук.
– Мы тщательно его изучим, – пообещал Талон с таким смаком, что мне стало не по себе. – Пламя раскроет нам все, что творит его кровь, а потом он отправится в ад.
Ифе осенила себя колесным знамением. Серафим же взглянул на опаленное моим прикосновением запястье твари в облике мальчика. Затем переглянулся с моим наставником.
– Вы двое, – обратился к нам с Аароном Серорук. – Ступайте, отмойтесь и поешьте. Возможно, мы снова выйдем на охоту раньше, чем вы думаете. Де Леон, а для тебя у меня перед отъездом из Сан-Мишона будут дополнительные задания.
– Задания, наставник?
– С завтрашнего дня ты перед каждой утренней службой будешь приходить на конюшню и вычищать ее до блеска. Сегодня вечером я все передам Каспару и Кавэ. Уверен, нашим юным конюхам лишний час сна, который подарят твои труды, придется по душе.
Я недоуменно моргнул, а Аарон еле сдержал победную улыбку.
– Мне каждое утро выгребать навоз? Я же эту тварь в одиночку положил.
– За непослушание надо платить. Считаешь, что я с тобой несправедлив?
Униженный, я ощетинился, но потом все же заставил себя поклониться.
– Нет, наставник.
– Славно. А теперь ступайте. Я скоро последую за вами.
– Во имя крови, брат Серорук. – Де Косте поклонился. – Серафим, сестра.
На прощание Ифе улыбнулась нам. Талон с отсутствующим видом кивнул, по-прежнему разглядывая руку маленького Клода. Мы же с Аароном вышли в морозный вечер. Оказавшись на ступенях крыльца, я заскрипел зубами, еле сдерживая гнев. Да, я ослушался приказа Серорука, безусловно, и пусть я даже изловил мальчишку де Бланше, наказания заслуживал. Но такого ли?
Де Косте пригладил превратившиеся в грязную мочалку белокурые пряди.
– Каждое утро по колено в дерьме, а, пейзан? Совсем как у тебя дома.
– Кстати о доме… как там твоя мама? Передашь, что я скучаю по ней, ладно?
Де Косте развернулся ко мне. Стоило ему подойти ближе, и я заметил, что мы почти сравнялись в росте. Хоть он и был старше, я более не смотрел на него снизу вверх.
–
Слова Аарона проникли мне в уши, словно нож в умелой руке. Это было несравнимо с пулей, обернутой бархатом, подобно которой меня ударил приказ темного мальчишки из Скайфолла. Де Косте воздействовал тоньше и страшнее. Бледнокровкам использовать свои дары на товарищах запрещалось, и часть меня вскипела от гнева – да как Аарон посмел! – но в то же время это показалось мне самым разумным поступком в мире. «Аарон – твой друг, – зашептало у меня в голове. – Ты ему доверяешь. Он тебе нравится».
И я закрыл глаза.
Он ударил меня под дых, выбив весь дух. Хватаясь за ноющий живот, я опустился на ступени крыльца.
– Б-бьешь как л-лорд, – выдавил я.
– Ты мне не нравишься, ублюдок неотесанный.
– Т-так это… не п-предложение руки и сердца?
Аарон навис надо мной, обнажив клыки.
– Ты выставил меня идиотом перед Сероруком. За мной, сука, кровавый долг. Нашему наставнику, может, и хватило отправить тебя разгребать дерьмо, а вот мне уж точно нет. Теперь, когда он не приглядывает за тобой, лучше тебе спать вполглаза, слабокровка.
Аарон сплюнул на ступени рядом со мной и отправился в казарму. Применив ко мне свой дар крови, он нарушил законы Сан-Мишона, и я едва сдержался и не подколол его напоследок по поводу трусости. Правду сказать, я был только рад, что он, сука, оставил меня одного. Я видел, как переглянулись Серорук с Талоном: уж не знал ли серафим нечто о том, как я нанес увечье мальчишке де Бланше?
Я задался целью выяснить это. И вот, когда Аарон наконец отвернулся, я показал ему в спину папаш и, хватаясь за ушибленное брюхо, проскользнул обратно в оружейную.
Сердце в груди бешено колотилось, но мне пришел на помощь юношеский опыт: разом вспомнились ночи, когда я тайком наведывался в спальню к Ильзе. Даже если меня не ждали горячие поцелуи, я все еще при желании мог сделаться чертовски скрытным. В приглушенном медовом свете потолочных огней я крался вдоль рядов арсенала и вскоре вновь затаился у дверей Алого цеха.
Заглянул внутрь. Серорук с Талоном стояли над телом маленького Клода, а сестра Ифе отошла в другой конец комнаты и занималась там цеховыми делами.
– …если учесть, сколько у этой личинки было времени на охоту, обратить он успел много народу, – рассуждал серафим. – Говоришь, сам он обратился всего два месяца назад?
– Почти три. – Серорук кивнул. – Но,
– Занятно, что породившая его пиявка убежала.
– Она могла не знать, что мальчик обратился. Возможно, покидала город в спешке.
– Гм-м-м… – Талон ввел мальчишке в грудь серебряную трубку, и тот завизжал сквозь кляп. – А этот ожог у него на руке… В послании, которое доставил Лучник, говорилось, что это боевая рана.
Оглянувшись на Ифе, Серорук понизил голос до заговорщицкого шепота.
– Мой мальчик сотворил с ним это голыми руками.
– Де Косте?
– Де Леон.
Талон фыркнул: