Иная судьба

— Потому что тебя покарали несправедливо. В этом уверены все, ты знаешь, Провидящий?

— Все? — хрипло повторил Прометей.

— Все, — донеслось с порывом ветра. Зигия повернула лицо к титану, и Ифит понял: она не нимфа, она — неизмеримо больше. — Я говорила с твоей женой. Она будет ждать на острове Грай. Забирай ее и уходи туда, где гнев Эгидодержца будет тебе не страшен.

— Такие места есть?

— Проверь.

— Мои братья… племянники…

— Их не покарают. Не забывай, что его прозвали Справедливым, — и когда Прометей вскинулся, чтобы спросить еще что-то, добавила тихо: — Ты понял верно.

И — умолкла, снова став златоволосой нимфой в охотничьем костюме. Бездумно трогала тетиву лука: натягивала и отпускала. Провидящий молчал. Наконец прошептал:

— Зачем тебе мой ученик?

Губы Зигии тронула слабая улыбка. Ифит отчаянно ловил ее взгляд — но она смотрела только на Прометея.

— Слабой женщине не вытащить адамантовый клин. Не разбить оковы. Это под силу лишь могучему герою — и я его нашла. Никто не узнает, Провидящий. Ты можешь не бояться за ученика.

Ифит вслушался — с насмешкой ли его назвали героем? Так и не разобрал, впрочем, какая разница. Мать всегда говорила — думать нужно о важном. Важное — она говорит так, будто прощается… не прощается же она, в самом деле?

И еще важно это неотступное, тревожащее чувство — будто в молчании между этими двумя больше, чем в словах.

— Что взамен? — упало с губ Прометея. Златоволосая Зигия взглянула устало. Словно подставила синеву глаз под взгляд Провидящего — на, смотри, ищи, что я могу скрывать. Махнула рукой и медленно побрела по серому, слишком мягкому песку.

К морю, — понял Ифит. К морю, чтобы волна омыла ей ноги, как омывает подножия скал. А потом она разведет руки и исчезнет, а я…

Я не смогу спать, и играть, и дышать.

Он все ждал — вдруг обернется, позовет, но она не оборачивалась. Тогда крикнул: «Постой!» — и кинулся следом.

Она не взглянула, когда он оказался рядом. Бросила тихо:

— Что тебе, морской?

— Ты ведь придешь еще? Туда, на берег?

— Нет.

— Тогда скажи мне, как найти тебя. Скажи мне, потому что я все равно буду искать тебя — годы… столетия… сколько бы не потребовалось.

— Смешной мальчик… зачем тебе меня искать?

— Чтобы смотреть на тебя. Петь тебе. Быть возле тебя!

— Ты безумец.

— Безумие истинно — так говорит Лисса. Я не боюсь ее, она любит слушать мои песни. Это безумие вернее многих. Я буду искать тебя, потому что никогда не буду искать никого больше. Никакого… другого.

Тени ползли по песку. Две — стремительные и легкие, убегающая и догоняющая.

И первая замедляла шаг.

— Я искала героя, не возлюбленного, мальчик. А если я скажу, что не хочу твоей любви? Не хочу, чтобы ты искал меня?

— Кто не хочет любви?

— Та, у кого ее не может быть.

— Те, кто твердит себе, что у них чего-то не может быть, обычно желают этого вдвойне. Разве не так?

Она обернулась, взглянула на него с искривленными от боли губами — и он торопливо коснулся этих губ, чтобы у него осталось на память хоть что-то.

— Я не буду искать, если ты не хочешь, — шепнул, когда она рванулась назад. — Но я все равно буду тебя ждать. На том самом месте.

— Я не приду.

— Потому что я противен тебе? — он не дождался, пока она солжет, вгляделся в глаза и ответил сам: — Потому что боишься. Себя. И не только себя. Скажи, у твоего страха есть имя?

— У моего страха не одно имя, — проговорила, задумавшись и устремив взгляд в себя.

— Значит, я угадал и ты несвободна?

— Ты угадал, морской. Титаны в Тартаре свободнее меня

— А твое сердце?

Она молчала. Смотрела, как настойчиво бьются о скалы волны. Как гордо возносят головы. В надежде однажды прижаться — и никогда не отхлынуть назад.

— Я всегда буду петь для тебя, — сказал Ифит. Поднял ее ладонь к губам. Коснулся полосы от тетивы, врезавшейся в кожу. Она не отняла руки, и он отпустил ее сам — словно звук с кифары. Выдохнул: — Теперь всегда — только для тебя.

Перехватил кифару — и гинаика выплеснулась в переливчатой мелодии о золотых волосах и синеве глаз. О том, что красота Афродиты — ничто, и о лучнице, которая шлет стрелы любви и сражает наповал с первого выстрела-взгляда.

Как просто, — пела гинаика. — Я — море… ты — скалы… Разве есть скала, которая не мечтала бы услышать песню моря?

Ифит играл с закрытыми глазами. Чтобы не видеть, как она шагает в волны, словно в бой. Изламывая мир вокруг себя, возвращаясь туда, откуда пришла.

Наверное, в мечту.

— Безумец, — сказал подошедший Прометей.

Учитель жадно вдыхал морской воздух. Растирал грудь, на которой теперь виднелся глубокий, не до конца заживший шрам. И смотрел с жалостью, с горечью… с ужасным предвидением.

— Пойдем. Тебе придется сопровождать нас с женой в скитаниях на краю света — если Аид узнает, кто…

— Я его не боюсь, — легко возразил Ифит. — И я никуда не уйду. Здесь она.

— Ты не знаешь, кто она.

— Мне все равно, кто она. И кто он. Который с ней. Я буду там, где она.

— На Олимпе?!

Прометей скрипнул зубами. Махнул рукой, как бы говоря: «Пусть все идет как идет». И выговорил с болью:

— Это Гера, дочь Крона. Жена…