Читаем Инферно (тетралогия) полностью

Инферно (тетралогия)

Огниво. Мне подарил его Гомер, принес из очередного похода, снял его с трупа врага, не просто под кустом нашел, настоящая вещь. Заостренный напильник и трубка, из которой высекаются искры, не знаю из чего, то ли камень, то ли металл, кремень, так его у нас называли. Стоит чиркануть немного — искры, крупные, даже бересту поджигают. Соединено цепочкой. Хранил огниво в кожаном футляре с тройной застежкой, как Алиса пустилась ругаться на тьму, так я руку в кошель и сунул. А огнива нет.

Сначала думал, что мне это почудилось — в мешочке из толстой кожи обнаружилась непривычная пустота, вода. Вытащил пальцы, пошевелил ими, погрузил еще раз. Ничего. Ни привычной ребристой поверхности кресала, ни шершавого холода кремня.

Выскочило.

Последняя вещь, оставшаяся у меня от Гомера. Память. И вещь полезная, но память прежде всего, пропадет огниво, и оборвутся последние нити, и забуду. Вещь исчезнет, и я забуду. Останется только имя, но его-то я буду помнить.

Всегда.

Я опустился, наколенники ойкнули, жалобно и как-то позавчерашне. Пополз между рельсами, ощупывая все вокруг, выщербленные бетонные шпалы, ржавчину, поселившуюся на железе, мелкую гальку, перемазанную жирным маслом, колючки и, как мне показалось, кости, я наткнулся на обломки карбидки и порезал пальцы. Лампа оказалась исковерканной, трубки разорваны, рефлектор смят, все, в темноте не восстановить.

Значит, придется дальше с факелами пробираться, что не очень хорошо, ничего не видно…

Факелы промокли. Не все, один я в бутылке сохранил.

Ладно с ней, с карбидкой, огниво бы отыскать.

Я ползал на коленях, ощупывая окрестности. Ничего. Мусор, грязь, какие-то гайки, огниво будто провалилось, оно вполне могло и провалиться, тут полно дыр…

Ладно, я прекрасно понимал, что найти что-то в темноте да еще в незнакомом месте невозможно. Но все равно искал.

Сбился, дурак, сошел с места, отсутствие света скрадывает расстояние…

Не найти. Огниво исчезло. Навсегда, я это понял уже через пару минут. Сел на рельс. Хотелось подумать. О чем… Темнота наступает, я упустил прибор, рождающий огонь. Знак, что ли… А плевать.

— Прыщельга?! — позвала Алиса.

Егор смолчал. И я.

— Прыщельга! Рыбинск, вы где, придурки?!

Егор молчал.

— Во бараны… Если не отзоветесь, я сейчас топор куда-нибудь кину! — Пообещала Алиса.

— Тебе, Прыщельга, точно в башку попадет, очень пожалеешь! Кидаю!

Алиса лязгнула топором, и Егор тут же отозвался:

— Я здесь.

— А чего молчишь, идиот?!

Алиса нервничает. Никто не хочет оставаться один. Алиса вот, наглая особа, всем плюет в глаза без разбора, а туда же. Человек — стайное животное, ему одному тухло, он все время прижаться хочет…

Особенно в темноте.

— Я не молчу, — повторил Егор. — Просто у меня челюсть парализовало…

— У тебя мозг парализовало. И у меня. А крепче всего у Рыбинска, я это с первого раза заметила. А где Рыбинск?

Я молчал.

— Рыбинск!

Я исчез.

Метрах в пяти от меня. А я думал, совсем в другой стороне, уже успел заблудиться. Раньше у меня в голове вертелся компас, безошибочно определявший направление к дому. Теперь нет. Жизнь — это отсечение, и это тоже Гомер говорил. Сначала зрение, потом слух, потом мозги киснут, киснут, и в один момент тебе просто не хочется жить. Шевелиться, бежать, биться головой о стену, ничего не хочется. Продержаться до кнопки.

— Рыбинск, отзовись! — велела Алиса.

Ага, четыре раза.

— Дэв, ты где на самом деле? — спросил Егор.

Я молчал.

— Нет его… — сказал Егор.

— Нет его, как же… Рыбинск, выходи, а то точно топор кину!

— Не надо, — попросил Егор.

— Кину! — упрямо сказала Алиса. — Он мне надоел! Рыбинск, я кидаю!

— А если в меня попадешь? — заволновался Егор.

— А пусть.

— Погоди, — сказал Егор. — Погоди, не торопись. Если ты топор кинешь, потом его трудно отыскать будет…

— Дэв! — крикнула Алиса бешено. — Выходи!