Infernum. Последняя заря

«Слушайте слово мое последнее. Год вам отмерян на искупление. Покайтесь! Или ждет вас скорый конец, и убедитесь вы в существовании Котла. Останутся тела ваши навечно в красивом городе Ис. И лишь когда прозвучит второе пророчество и родится тот, кто искупит ваши грехи, тогда восстанет город из глубин и воссияет новой, благой красотой, которая не внешняя, а внутренняя будет. Таково мое слово! Последнего пророка Иса!”

Ида не заметила, как заснула, не дочитав легенду.

Глава 8. Разрушение (Ранее Туча)

Вокруг была плотная, вязкая темнота. Ее прикосновения ощущались на коже острыми тонкими иглами, впивающимися в каждую пору. Темнота пыталась окутать ее собой, но не мягким одеялом, обещающим тепло и покой, а обжигающими ледяными щупальцами, которые сдавливали ее грудь, не давая дышать. Воздух исчез. Осталась лишь тьма. Не двинуться, не вдохнуть. Пространство, напрочь лишенное начала и конца, в нем нет верха и нет низа, в нем нет течения времени, в нем нет жизни. Есть лишь имя. Пустота. И в этой пустоте она открыла глаза. Бестелесная, безгласная, лишь наблюдающая. Она видела, как в Пустоте проявились очертания. Тени. Их присутствие здесь нарушало все законы. Им неоткуда браться. Но теням было все равно, они кружились, ползли по невидимым поверхностями, они летали. Одни большие, другие поменьше. Они сбивались в одно целое и разрывались на сотни. Они парили, выжидая. Они приближались и отступали, словно обладали сознанием. Словно были Живыми. Они остановились. Она могла поклясться, что они смотрели на нее. Без глаз. Секунда, а может прошла вечность, и они полетели к ней. Стремительно. Сперва она подумала, что они вновь, приблизившись, отлетят, но мысль так же быстро, как и возникла, исчезла, потому что они облепили ее всю. А потом, резко оторвавшись, сбились в один ком, похожий на пчелиный рой и стройным рядом, стремительной стрелой ударили ей в грудь. Она не чувствовала боли. Лишь последнюю угасшую частичку в своем сердце. Не осталось мысли. Лишь тени, проникающие в глаза, в рот, в нос, они поглощали ее. Они становились ею. Не осталось ничего. А потом она увидела себя со стороны. Тьма стала ею. Она стала тьмой. Она открыла глаза и посмотрела прямо на нее. И этот взгляд сулил лишь одно: Смерть.

— Ида, очнись! — голос вырвал ее из этого кошмара. Она не могла разлепить глаза, ей все еще казалось, что тьма облепила ее веки. Тело не слушалось, а слипшиеся губы не дали возможности вымолвить хоть слово. Из горла вырвался лишь хрип.

— Ида, — повторял голос, а теплая рука гладила ее холодную кожу, — все хорошо, я здесь, я здесь.

Приложив усилие, она попыталась открыть глаза. Веки затрепетали, но ничего не было видно, лишь размытый силуэт отца, сидевшего на краю кровати и пытающегося привести ее в чувства. По рукам пробежали тысячи иголок, онемение стало постепенно спадать. Она попыталась несколько раз сглотнуть, хоть как-то расцепить губы.

— Отец, я… — Ида зашлась в кашле.

— Все хорошо, дитя, я здесь, я здесь! Тебе приснился кошмар, выпей воды.

— Спасибо, — слово вырывалось с хрипом, отчего Ида снова закашляла. С трудом приподнявшись, она сделала два глотка. Вода, казалось, обожгла горло.

— Что тебя напугало? Ты кричала! — Вот почему в горле першило. — Что тебе приснилось?

— Я… я не помню, — прошептала Ида. — Помню лишь темноту вокруг. — Ида закрыла глаза, но в тот же миг распахнула их снова — воспоминание о сне обожгло изнутри, заставив поморщиться от боли.

— Хочешь, я оставлю свечи? — отец смотрел на нее понимающе, будто знал, что она видела и что чувствовала сейчас.

— Спасибо, отец, — Ида взяла его за руку и слегка сжала, силы все еще к ней не вернулись. И несмотря на страх повторения кошмара, ее все равно клонило в сон.

— Я оставлю дверь открытой, если что-то понадобится… — отец недоговорил, но его взгляд был красноречивее слов. Он был напуган. Он был растерян.

Ида не стала задавать вопросов, поэтому лишь кивнула.

Отец вышел, лишь на секунду задержавшись у дверей, будто хотел что-то сказать. Но двинулся дальше, оставляя дверь открытой.