Инфильтрация

— Да, надо запомнить, дома повеселю. — Легким движением она отбросила свалившуюся на левый глаз челку.

Я с какой-то щемящей грустью рассматривал милую линию ее шеи и подбородка, слегка розовое на просвет левое ушко. Помнится, у нее хрящики там мягкие, как тряпочки, и при сильном ветре ушки забавно трепещут в потоках воздуха.

— Ты что? — встревоженно спросила она.

— А? — оторвался я от созерцания. — А, любуюсь красивой девушкой.

— Дурак, — отрезала Тома, заливаясь краской до самого белоснежного воротничка, и отгородилась от меня листами с темами.

— Наверное, да, дурак, — помедлив, признал я и медленно отвернулся.

Точно дурак. Привык к общению с нагламуренными стервами за сорок…

Эльвира шла строго по алфавиту, и до звонка оставалось заслушать только меня и Чистякову. Кошмар моих школьных лет сидел через парту от меня, нахохлившись, подобно небольшой злобной птичке, готовой задолбить своим острым красным клювиком любого оступившегося на тропе знаний. Сегодня Эльвира была очевидно нездорова, и болезненный цвет носика объяснялся тем, что его ежеминутно терзали скомканным и безнадежно мокрым носовым платком. Казалось, воспаленные глаза вот-вот затянутся белесыми перепонками и она упадет со стула на пол, воздев к потолку окоченевшие лапки. Однако это все никак не происходило, время шло, очередь опрашиваемых сокращалась, а англичанка, собрав силы в кулак, продолжала методично потрошить нашу группу. Вот закончила запинавшаяся на последней трети текста Ирка Родина.

Эльвира качнула головой, позволяя сесть, поморщилась и после короткой паузы резюмировала:

— Four. Not confident and sequence of tenses as usual.[3]

Короткий взмах пера, и вот моя очередь идти на Голгофу.

— Moscow is the capital of our country, the Union of Soviet Socialist Republics…[4] — бодро начал я тарабанить выпавшую тему.

Англичанка ушла в себя, лишь изредка подергивая бровями на каких-то значимых для нее ухабах.

Две страницы печатного текста уложились в пять минут, и, финишировав, я опасливо замолчал. Эльвира сфокусировала на мне взгляд и, задумчиво пожевав нижнюю губу, выдала:

— Sit down.[5]

Авторучка нависла над журналом и, не ужалив страницу, легла на стол. Учительница с чувством высморкалась, чертыхнувшись вполголоса, и уставилась в окно. Класс в тревожной тишине наблюдал за сбоем в программе. Наконец, что-то для себя решив, Эльвира оторвалась от панорамы города и перешла на русский:

— Соколов, задержись на перемене. Чистякова, go on.

Последним из класса, бросая в мою сторону сочувственные взоры, вымелся Паштет. Дверь хлопнула, отсекая меня от воздуха свободы. Эльвира еще раз высморкалась, с некоторой неуверенностью покрутила в руках авторучку, как будто не знала, как приступить к разговору, потом решилась:

— За тему — «пять». — И после короткой паузы перешла в наступление: — Однако меня смущает один момент. У тебя изменилось произношение. За три дня! Мы в нашей школе ставим кембриджский вариант, а у тебя вдруг стало проскальзывать много американизмов. Я учу английскому уже двадцать пять лет и никогда о таком даже не слышала. Чем ты это можешь объяснить?

Она испытующе уперлась в меня гипнотическим взглядом. Ну да, чуда не произошло, пора извлекать из кармана заготовленную нелепицу.

Я замялся, изображая неловкость, разорвал взгляды и уставился в окно. Из нашего расположенного на чердаке класса открывается шикарный вид на город — как не полюбоваться?

— Ну, Андрей, я жду.

— Эльвира Хабибульевна… — уныло проныл я.

— Это я знаю, меня так уже полвека зовут. Дальше.

Хм… Вдруг немного лести поможет? Я изобразил удивление:

— Да не может быть! Я думал, значительно меньше… — и невинно захлопал глазками.

Эльвира болезненно поморщилась:

— Соколов, я не в том сейчас состоянии, чтобы твое пустословие слушать.

— Извините, — покаялся я.

— Дальше, дальше.

Я поковырял пальцем парту, шмыгнул носом и поднял на нее полные мольбы глаза:

— Эльвира Хабибульевна… Тут такое дело… Мне бы очень не хотелось, чтобы об одной моей проблеме узнали в школе и родители. Я могу рассчитывать, что сказанное мной никуда не уйдет?

— Это будет зависеть от сказанного, — ожидаемо ответила англичанка, впившись в меня взглядом. — Говори, Андрей, говори, переменка короткая.

Я еще раз ковырнул парту, глубоко вздохнул, понурился и начал излагать.

— Видите, — ткнул пальцем в шишак, — сильно ударился головой. У меня появилась ретрогадная амнезия.

— Ретроградная, наверное?