Ингрид Кавен

Шарль не шутил, выпил он достаточно, и она не знала, что обо всем этом думать. Правду он говорил или лгал? Или блефовал? Что еврей – ясно, а вот остальное? В довершение всего другие евреи в лагере или дети участников Сопротивления издевались над ним, смеялись над его рыжими веснушками и даже однажды побили, потому что он был рыжим, медно-рыжим… Рыжий еврей, как двойное проклятие, еврей из евреев, еврей в квадрате, распоследняя собака… Это уж перебор… но если он не блефует? Она не нашлась, что ответить, и успокоилась. Она снова увидела себя в этих своих мехах – звезда! – и взрослые вьются рядом, и представила себе его, сироту, над которым издеваются другие дети в лагере, гонят вон. Когда слышишь такое, невольно начинаешь задумываться, и она мгновенно пришла в себя. Она прекрасно знала, что он был готов наговорить все что угодно, чтобы только остановить весь этот спектакль, ей это было известно. Но что это еще за история? Он хотел над ней поиздеваться, что ли? Она от него никогда не слышала ничего подобного, а они уже были вместе три года… Он попытался было скрыть насмешливую улыбку, но она поняла, что он посмеялся над ней, воспользовавшись для этого холокостом – низкая спекуляция на теле очередного трупа, увиденного на улице, но на этот раз этим трупом были восемь миллионов евреев. Ну, тогда это просто омерзительно, эта ложь: воспользоваться депортированными детьми для того, чтобы отвлечь ее внимание от его грязных похождений, вспоминать для этого о газовых камерах! И все началось снова, с удвоенной силой: столы ходили ходуном, все кружилось, крутилось вокруг него в безумном вальсе… В действительности же это, конечно, было неправдой, но не настолько уж, он только немного приврал: он был евреем и жил во время войны в деревне, но все его еврейство было ничем по сравнению с его рыжей шевелюрой, именно из-за этой рыжей шевелюры его не принимали ни в одну компанию, именно поэтому он был чужаком. «Грязная рыжая свинья!» – кричали ему. В конце концов, египтяне тоже топили рыжих новорожденных, как только те появлялись на свет, и еще долго потом рыжие волосы считались атрибутом дьявола. Весь этот архаичный арсенал еще не совсем забылся во французских деревнях. В этом-то и заключалась для него трагедия. И было совершеннейшей правдой, что дети, и еврейские дети тоже, не принимали его под этим предлогом в свою компанию. Чужаком он был не из-за своего еврейства, а из-за рыжих веснушек и огненной шевелюры, в этом было дело. И с кожей у него тоже были проблемы, не такие, конечно, как у нее, но он думал, что ни одна девчонка с ним никогда никуда не пойдет. Впрочем, не повезло: он стал впоследствии шатеном, а мода на шотландцев и англичан, на панков все перевернула, и огненно-рыжие волосы стали последним писком. Слишком поздно! Разрегулировка уже произошла. Короче, все началось сначала: вопли, кидание столов. И весьма успешно.

Потом наступило минутное затишье – бог знает, почему: брейк, минута отдыха. Шарль поднялся, как будто этот безумный ночной рок-н-ролл закончился, закончились все эти педерасты манекенщицы глухие заики евреи немые – «всем сестрам по серьгам!», – и, выдохнув «сейчас вернусь», тихо открыл дверь на лестницу и вышел, не закрывая ее, как будто не хотел потревожить кого-то или что-то.