— А на кого пришел штраф? — спросила Моника.
— На мистера Уайтли, — ответил Ник.
— Хреново, — выругалась девушка и тут же айкнула, видимо, кто-то из мужчин дал ей подзатыльник за «плохие» слова в присутствии хозяина.
— Хотите сказать, что мне нужно ехать? — расстроено спросил Анаксимандер. — Я даже не знаю, куда дел свои удостоверения.
— Я знаю! — радостно сказала Моника.
— Раз такое дело, — вампир громко и грустно вздохнул. — Николас, это твоя обязанность. Ты не выполнил ее и будешь наказан. Моника, быстро собери сумку и сложи туда все нужные мне документы. А что касается тебя, дружок, — никуда ты не поедешь. Я сейчас слишком зол, чтобы терпеть твое общество еще и в дороге. Машину я забираю, а ты будешь три дня наводить порядок в моих архивах. Чтобы, когда я вернулся, все было отсортировано по датам и номерам, понял?
— Да, хозяин, — виновато сказал Никки, — такого больше не будет.
— Ах, да, из погреба пропало мое любимое вино. Пока прощаю, но в следующий раз… — он сделал угрожающую паузу, — лучше вам не знать, куда я эту бутылку вам двоим засуну.
Никки и Моника ничего не ответили. Скорее всего они склонились в молчаливом поклоне.
По-хорошему, мне бы обрадоваться, что он уезжает, и это отличный шанс сбежать, но почему-то стало все равно. Я лишь думала о том, что наконец-то меня какое-то время не будут трогать и мучить. Еще пара дней в замечательном одиночном заключении, где можно спокойно спать, есть и молчаливо деградировать.
«Даже у вампиров бывают проблемы с налоговой», — подумала я.
Потом я залезла обратно в кровать и попыталась еще поспать. Через несколько часов меня разбудила Моника, она улыбалась во весь рот и говорила, чтобы я поскорее выползала и переоделась в то, что она принесла.
— Это я устроила, Ади! — она схватила меня за руки и прижала их к своей груди. — Я специально не напомнила Никки про счета, и нам пришел штраф. А оплачивать его должен тот, кому по документам принадлежит дом!
— Кто такой мистер Уайтли? — пропустив ее речь мимо ушей, спросила я.
— Так ты все слышала?
— Вы так орали, что мёртвый только не мог услышать.
— Ну это… — она замялась, размышляла, стоит мне говорить или нет. — Такая фамилия у хозяина по паспорту. Сейчас такое время, что уже без документов ни в машину не сесть, ни уехать никуда, ни арендовать и ни купить ничего нельзя.
— Чем больше я с вами живу, тем больше понимаю, что вы похожи на каких-то террористов. Вы еще и документы подделываете?
— Не совсем подделываем. У отца есть друзья в городе, которые помогают все это легально организовать. Разве кто-то поверит, что молодой и красивый хозяин годится нам всем в прапрадедушки. Он только кажется старомодным и консервативным, на самом деле он и машину водить умеет и даже Интернетом пользуется.
— Что? — я вдруг оживилась. — У вас есть Интернет? И ты молчишь?
— Нету. Он ездит для этого в город, когда не может найти нужную информацию в своих книгах.
Тюрьма снова стала для меня глухим местом, и я потеряла интерес к словам Моники.
— Чего ты лежишь? — девушка схватила меня за здоровое плечо и затрясла. — Давай оденемся, проверим руку и пойдем гулять!
— Что делать? — мне показалось, что она сейчас со мной на иностранном языке разговаривает. — Гулять?!
— Да! Хозяин уехал, а Никки ушел к нему в кабинет. Остальные тоже отдыхают. Пока никто не видит, я хоть выведу тебя подышать свежим воздухом!
Когда эти слова, словно райская музыка, достигли моих ушей, я вскочила, выхватила у Моники свитер, длинную юбку и старые черные кроссовки, что она принесла мне. Я даже не спрашивала, чья это одежда, хотя она и казалась явно поношенной. Таким удовольствием было смаковать слово «гулять». Гу-ля-ть. Один глагол, а сколько счастья он приносил мне! Видя мою спешку и то, как я путаюсь в рукавах из-за гипса, Моника быстро помогла мне напялить одежду, расчесала меня, одела и завязала кроссовки, хотя последнее я вполне могла бы сделать и сама.
Она помогла мне снова нацепить поддерживающую повязку для гипса на плечо, взяла меня под руку, и мы вышли из моей темницы. Впервые со своего пребывания в этом месте, меня вели спокойно и даже как-то празднично, без мешка на голове и прочей грубости. Испытывая предвкушение, я готова была разрыдаться от счастья и расцеловать свою спасительницу.
Мы долго шли по коридору, выложенному кирпичом, который я уже видела, он весь был одинаковый по длине, но изредка попадались другие двери, не отличимые от моей. Потом мы остановились у темной, едва освещаемой тусклыми лампами, лестницы, и пошли наверх. Я вспомнила, что когда меня сюда несли на носилках, то спускали как минимум на два лестничным оборота. Чутье не подвело, и мы прошли как раз два этажа вверх.
Поднявшись, я оглянулась по сторонам, и поняла, что жила действительно в подземелье, а попасть туда можно было как раз через винный погреб, где зависал Никки, если верить его подруге. Тут было темно и холодно, и я невольно поежилась. Огромные шкафы, по форме своей выполненные как медовые соты, тянулись в высоту едва ли не до потолка.