Инициатива наказуема (СИ)

— Разве стоит за это извиняться? Я был только рад провести с тобой время, — он упал головой на подушку и снова заулыбался мне.

В его словах было что-то такое неподдельно искреннее и солнечное, что мне и самой стало светло на душе.

— Если хочешь, оставайся, правда тут тесновато.

— В тесноте, да не в обиде.

Мы оба улеглись и разделили на двоих одну подушку. Столкнувшись лбами, мы снова заулыбались друг другу. Первый раз в жизни парень признается мне в симпатии, и это было гораздо приятнее и милее, чем тот злополучный первый поцелуй с вампиром.

— Ты назвала меня именем хозяина. Он к тебе приходит?

— Очень редко, и по ночам — никогда.

— Нет, я имел в виду…

— Что? Нет-нет, не приходит он за этим, — я на удивление быстро уловила суть его вопроса.

— Так и знал. Очень странно, я думал вы с ним спелись уже.

— Почему ты так решил? Ведь если я потеряю девственность, то моя кровь станет для него бесполезна. Так Моника сказала.

— Да бред это все.

— Что?! — я едва не заорала на весь Туманный Альбион.

— Не кричи в ухо. Моника живет в каком-то своем мирке, я порой сам не понимаю, о чем она думает. На самом деле нет разницы, спала ты с кем-то или нет. Просто нужна девочка или молодая женщина, здоровая, без вредных привычек. Лучше женщина, потому что дети быстро мрут — они маленькие и организм не успевает восстанавливаться, но чем моложе, тем эффективнее для отца.

Я была одновременно обрадована и огорчена этой новостью. Вся моя система побега смылась в канализацию в один момент. Какой смысл, что я приставала к Никки и вампиру, если с помощью секса все равно не сбежать отсюда. Я преодолела такую огромную пропасть стыда и смущения, выставляла себя полной идиоткой ради идеи, которая изначально не работала.

— Тем более прости меня, — выдохнула я, переварив информацию. — Сказать по правде, я тебя домогалась, потому что хотела стать непригодной для вампира и вернуться домой.

— Тогда тебе надо было приставать сразу к хозяину, а не ко мне, — сказал он, как-то резко помрачнев.

— Почему это? Не могу сказать, что люблю тебя, но ты мне гораздо более приятен, чем Анаксимандер.

— Ты сказала мне свой секрет, тогда я расскажу тебе свой, — сказал он тихо. — Помнишь, я тебе говорил, что, мол, «хотел бы, но не могу»?

— Помню.

— Понимай это буквально. В детстве меня кастрировали.

Я не знала, что на это ответить, и находилась в ужасе от услышанного. Моника была права, когда сказала, что вампир парня отнюдь не жалел, а, скорее, наоборот. Видя мое замешательство, он продолжил говорить.

— Хозяин не очень-то любит мужчин. Никогда не пойму, почему он решил оставить меня, а не убил. Но я получил свое наказание, родившись мальчиком. Это произошло через несколько лет после того, как отец избил меня до полусмерти из-за поцелуя с Моникой. Она тебе, наверно, рассказывала. Я не испытывал к ней никогда романтических чувств, считая своей сестрой, ведь мы оба почитали и любили одного отца. Когда нам было по восемь, я гулял тут, по подземелью и услышал голос Анаксимандера. Я побежал на него и застал, как он лобызается с мисс Ди в медкабинете. Чудом меня никто не заметил. Но увидев их полные удовлетворения лица и сверкающие глаза, я подумал, что раз отцу приятно, то я тоже хочу испытать нечто подобное. Я разыскал в саду Монику и поцеловал ее в губы. Мы оба ничего не поняли и не почувствовали, и решили забыть об этом. Однако Мо все-таки проболталась… Я уже думал, что на этом наказание закончилось, но, когда мне исполнилось двенадцать, он внезапно решил провести операцию. Так что детей у меня не будет, и уже много лет я ни на что не способен.

Я молча слушала эту историю и сравнивала со своим миром. Так у нас поступали с животными: собаками или кошками, которые начинали испытывать какие-то половые влечения и дабы отнять у них это желание и избавить хозяев от проблем, их быстро лишали нужных органов. Питомцами были для Анаксимандера не кошки и не собаки, а люди, с которыми он поступал, как заблагорассудится.

— И ты все равно его любишь? — спросила я, чувствуя, как накатывает злость.

— Да. Уверен, так нужно было. Вдруг я бы вырос настоящим маньяком и волочился за каждой юбкой, ведь здесь живут одни женщины.

— Он сделал тебя инвалидом, а ты говоришь, что так нужно.

— Это не важно. Руки, ноги, голова — на месте, — он ткнул пальцем в висок. — А больше ничего не надо.

Я погладила Никки по щеке. Сейчас он был совсем не таким, как раньше, — каким-то добрым и ранимым. Меня больно кольнуло его отношение к «наказанию». Такое же, как и у Моники. Он совершенно не чувствует отсутствия своей вины. Его сделали местным евнухом, чтобы не путался с женщинами из гарема, и поставили на побегушки к султану-вампиру. В этот момент мне стало за него обидно, и я окончательно решила не только сбежать сама, но и вытащить отсюда своих товарищей по несчастью. Если повезет, спасу и остальных работниц.

***