Инициация

Существо издало шипящий звук, раскатившийся на десятки километров и впившийся Дону в мозг. Это было его собственное имя, вырвавшееся из чужеродного клубка копошащихся личинок, костей и беззубой пасти, изрыгающей медленный водопад крови. Пасть гигантского разлагающегося червя, которая бормотала и улещивала, стремясь проникнуть через анус Дона и достичь головного мозга, заполнить Дона любовью, превосходящей масштабами Млечный Путь. Она обещала вернуть к жизни гниющий труп Христа и любого из сотни святых и заставить их плясать ради его удовольствия. Она пела.

У Дона не выдержал мочевой пузырь. Он опустился на колено, опираясь на холодную твердую землю, а порочный шепот продолжал шелестеть у него в ушах, и перед глазами, словно в дьявольском калейдоскопе, с головокружительной скоростью замелькали призрачные образы его обнаженной жены, его плачущих детей, лающей собаки, безумцев в масках и потоков крови. Эти картины сопровождались звуковыми эффектами, которые испытывали на прочность его рассудок, готовый лопнуть, как натянутая резина. Сквозь всю эту какофонию прорвался крик Мишель, полный смертной муки. Пронзительный животный вопль, оборвавшийся через мгновение.

Рурк склонился над Доном и взял его за руку, помогая подняться:

– Выбирай – либо это, либо роль жертвы кровавого ритуала, старина Дон. Жаль, но больше я ничего не могу сделать. Нам надо идти. Они не терпят проволочек.

Дон ухмыльнулся и ударил Рурка острым камнем, который успел поднять с земли. От болевого шока у Рурка закатился левый глаз. Правый глаз смялся и лопнул, вдавленный в глазницу острым концом камня. Кровь брызнула веером и устремилась к отверстию и к ожидающему за ним существу. В этот момент, неожиданно освободившись от оков евклидовой геометрии, Рурк оторвался от пола и, лениво вращаясь, поплыл к дыре. Он уменьшался на глазах, пока, наконец, мембрана отверстия не затянулась, обнажив голый каменный бок зиккурата. В тот же миг прекратился и вой.

– Вот это да, Мельник! А ты соображаешь, как любит говорить беззубое старичье. Ты мне определенно нравишься.

В смехе Коннора Волвертона слышалось неподдельное удивление. Он взглянул налево и произнес:

– Ну что, все прошло не очень гладко, мм? Что будем с ним делать?

Рамирес (переименовавший себя в Бёртона) появился из темноты, словно паук, выползающий из засады. Его лицо съехало набок, и Дон узнал его лишь по лётному комбинезону. Он пошевелил своими чересчур длинными пальцами, приветствуя Дона:

– А я придумаю что-нибудь веселенькое, – произнес он сквозь вертикальную щель рта и бросился вперед с сумасшедшей скоростью.

Неудивительно, что ему пришлось сегодня ходить в шлеме и укрываться в тени деревьев, – эти Создания Тьмы, видать, совсем плохо переносят прямой солнечный свет. Дон застыл на месте и в последнюю секунду прыгнул навстречу Рамиресу, пытаясь разбить ему череп окровавленным камнем. Ему не удалось.

Рамирес перехватил руку и сжал его в объятиях, источая зловонное дыхание. Его язык вывалился наружу, толстый, бледный, как поганка, покрытый блестящей слизью. Когда этот мерзкий язык проник Дону в рот, а затем и в глотку, Рамирес хмыкнул. Мы знали, что ты откажешься от нашего предложения. Все Мельники одним миром мазаны. Ничему не учитесь, никогда не меняетесь. Загляни-ка Тьме в лицо, Донни, мой мальчик. Увидимся через тридцать лет.

Дона словно парализовало, а язык тем временем проникал все глубже и глубже, пока не защекотал его внутренности. В эти мгновения ужасной агонии больше всего на свете Дон хотел умереть или хотя бы потерять сознание, но ему в этом было отказано. Он прочувствовал каждую секунду этого изощренного, чудовищного насилия. Наконец, брызнув желчью, монстр втянул язык обратно, и Дона вырвало. Он издал яростный крик, а Рамирес только ухмыльнулся с нечеловеческой злостью и швырнул Дона в яму на полу.

Это был долгий полет.

Глава девятая

Посвящение в старицы

(Наше время)

1