Тем временем черные свечи оплавлялись, растекаясь вязкими лужицами. Нелли цеплялась за мою руку, озаряемая красным светом импровизированной жаровни. Со стороны, наверное, это напоминало обложку дурацкого комикса. В обычных обстоятельствах я бы не возражал, чтобы трепещущий бюст Нелли Кулидж прижался к моему телу, но меня несколько расхолаживали сестрицы, раскачивающиеся взад-вперед и бормочущие на непонятных языках, время от времени явственно упоминая
Кэсси посмотрела на меня и Нелли, зрачки у этой готки были расширены до предела. Она велела нам сесть по-турецки. Я, разумеется, ответил не просто «нет», а «ни за что». Нелли наградила меня таким взглядом – словами не передать. Ее фирменным королевским взглядом, заключавшим в себе глубочайший смысл – телепатическое предупреждение, означавшее: «В этом городе ноги моей больше не будет». Она прижалась губами к моему уху и прошептала: «Что, кишка тонка?» Я сел, и мы все соединили потные ладони, а Сэм воззвала к «неприкаянному духу», велев, чтобы он явил себя. Где-то глубоко внутри, хотя все происходящее оставляло меня вполне равнодушным, где-то в самой глубине души мне было любопытно, что будет дальше. Энтузиазм Нелли оказался заразителен.
Это продолжалось до тех пор, пока моя задница не заболела от сидения на бетонном полу; затем Кэсси вытащила из сумки кинжал и уколола им палец. Это был не то что настоящий кинжал, а так, дешевая китайская поделка из магазина подарков. Кэсси уронила в плошку несколько капель крови. Потом настала очередь Сэм, затем Нелли. Я сказал, ну уж нет, ни за что, и передал миску обратно Кэсси. Она ухмыльнулась и уколола меня в предплечье. Кинжал был тупым, как ножик для вскрытия конвертов, но она ткнула как следует, и я вскочил, ругаясь как сапожник. Она стряхнула капли крови с лезвия в жаровню. Я-то думал, эта штуковина уже потухла, поскольку и волосы, и порошок, и бог знает что там еще было уже давно прогорели. Но, черт побери, пламя вспыхнуло снова, выстрелило чуть ли не на метр вверх. Потом снова потухло, а я все стоял и ругался. Все остальные были тише воды, ниже травы: уставились в плошку, раскачиваясь, словно раскурили косяк.
Вдруг погас свет. На несколько секунд наступила кромешная тьма. Девчонки завизжали. Мрак был такой, что я не видел собственной руки, поднесенной к лицу. Это меня слегка напрягло. Ко всему прочему, воздух был словно наэлектризован, стал плотным, как будто я вдруг очутился в гуще влажного густого тумана. Где-то наверху, метрах в трех над прилавками, кто-то рассмеялся – всего один раз; пронзительный и долгий звук легко прорезался сквозь кошачий концерт внизу. Издеваясь над нами.
Затем в офисе неожиданно включился свет. Вспыхнул и погас, и снова, и снова, быстрее и быстрее, как в стробоскопе. Между вспышками я увидел… кого-то, стоящего там, наблюдая за нами. У Кулиджа в витрине торчало несколько манекенов, одетых во фланелевые куртки, дамское белье и тому подобное. Позже я убедил себя, что Херб просто оставил в офисе один из манекенов, прислонив его к столу. Еще несколько вспышек – и фигура исчезла. Теперь уже
Мы сгрудились на тротуаре, стояли и смотрели в зияющую черноту. Темнота озарялась бешеными вспышками света в глубине. Нам было холодно и одиноко. С залива дул порывистый сырой ветер. На улицах не было ни машин, ни людей. Только наша хнычущая и цепляющаяся друг за друга четверка. На противоположной стороне улицы зазвонил таксофон, а через секунду – другой, у старой аптеки. Я совершил самый смелый поступок в своей жизни: подошел к двери и запер ее, потом прошел по переулку и запер дверь склада. Внутрь я бы не вошел и за миллион баксов, но я не хотел, чтобы Кулидж сожрал меня с потрохами, если магазин разграбят, как только мы оттуда смоемся. Что мы немедленно и сделали.
И… вот и все. На следующий день я уволился. Без уведомления за две недели, что вывело Кулиджа из себя. Нелли бросила меня, как шелудивую собачонку, и завела серьезные отношения с одним из защитников, но меня это тогда нисколько не волновало. Кошмары, от которых я просыпался посреди ночи в холодном поту, посещали меня до самого Дня благодарения.
3