Инквизитор

Я выключил телевизор и магнитофон. «ЭТО МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ С КАЖДЫМ! ЭТО МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ С КАЖДЫМ! ЭТО МОЖЕТ СЛУЧИТЬСЯ С КАЖДЫМ!» — звучало в моей голове.

В семь пятьдесят я уже стоял возле выхода из метро «Парк Победы», внимательно наблюдая за выходящими, чтобы не пропустить Кота. Кто-то сзади хлопнул меня по плечу. Я обернулся. Передо мной стояли Кот, Тарасов и еще три человека средних лет. Я мотнул головой, приглашая их следовать за собой. Меня почему-то не удивило, что Тарасов пришел вместе с Котом.

Мы прошли через парк и подошли к недавно построенному какой-то частной фирмой пивному залу с названием «Джон Ячменное Зерно». Снаружи был хорошо виден весь зал. Я пробежал глазами по столикам. Четверка с двумя раскрашенными девицами сидела за столиком у стены. Я сунул руку в карман и направился к входу, но железные пальцы Кота схватили меня за запястье. «Не горячись. Ты их получишь. Только сделаем все грамотно. Которые?» «Третий стол слева у стены». «Все четверо?» «Все».

Он отошел от меня и пошептался со своими спутниками, после чего все четверо пришли в зал. Я видел, как они расположились неподалеку от «крутых».

— Считай, что они уже трупы, — сказал Кот.

— Я сам.

— Конечно. Мы только выясним, где они бывают, где живут и прочие мелкие детали.

В будущем я понял, что напрасно беспокоился о том, что меня могут «не допустить к телу». Коту больше чем мне нужно было, чтобы я сам расправился с подонками.

— Отправляйся домой и жди моего звонка. Когда все будет готово, я тебе позвоню.

Уже дома я поймал себя на мысли, что ничего не знаю о Сидоренко. Несколько лет назад кто-то из общих знакомых говорил мне, что он уволился из КГБ и находится в свободном полете. Но кто он сейчас? Я даже не спросил, чем он занимается. Что за люди были с ним?

С того самого страшного дня я не заходил в спальню. Вот и сейчас, подойдя к двери, я почувствовал какой-то барьер, который встал на моем пути, как каменная стена. Я повернулся, поплелся в комнату дочери и повалился на диван. Как жить дальше? Сейчас смыслом жизни для меня была месть. А потом? Бизнесом я уже заниматься не смогу. Опять стать историком? Кому они нужны в этой стране. В наше время правящий режим уже не утруждает себя заботой об историческом обосновании своего произвола. Нет необходимости. Постепенно я углубился в ретроспективный анализ произошедшего со мной и со страной. Все-таки я — историк.

«ДРАКАМИ С ПОНОЖОВЩИНОЙ, НАРКОТИКАМИ, ПРОСТИТУЦИЕЙ (ПРОЦВЕТАЮЩЕЙ С НАЧАЛЬНОЙ ШКОЛЫ) ЗДЕСЬ НЕ УДИВИШЬ НИКОГО. А ЗЛО, СТАВШЕЕ ОБЫДЕННОСТЬЮ, УЖЕ, КАК ИЗВЕСТНО, ВОВСЕ И НЕ ЗЛО, А ОБРАЗ ЖИЗНИ. И ИМЕННО ТАК ВОСПРИНИМАЕТСЯ ВСЕМИ ОКРУЖАЮЩИМИ, ВКЛЮЧАЯ ОРГАНЫ ПРАВОПОРЯДКА И ПРАВОСУДИЯ».

«Московский комсомолец», 8 декабря 1996 г.

Я закрыл глаза и увидел… Сталина. Иосиф Виссарионович словно сошел с портрета, который я когда-то видел в какой-то книге. Держа в правой руке трубку, он насмешливо смотрел на меня, словно знал, что за весь период моей исследовательской работы в области истории СССР он был моим личным врагом номер один. Под его насмешливым взглядом я покрывался холодным потом, как нарком, проваливший важное задание партии. Но вот взгляд его стал грустным и даже каким-то сочувственным.

— Ну что? — спросил вождь всех народов. — Теперь ты понял, что я был не так уж не прав?

Я молчал, не в силах переработать пласт информации, внезапно обрушившейся на меня. Прошедшие несколько лет предстали передо мной совсем в другом восприятии.

— В период НЭПа было все то же самое? — спросил я, утирая пот со лба.

Сталин кивнул головой.

— Все то же. Единственное различие было только в том, что мы, в отличие от вас, перейдя от военного коммунизма к НЭПу, или как вы его теперь называете, «рыночной экономике», сумели за несколько лет добиться экономического подъема. Но я отчетливо видел, что это ненадолго, а в перспективе должно было начаться то, что сейчас творится у вас. Сращение нэпманов с криминальным миром, а затем сращение этого конгломерата с госпартаппаратом и образование криминального государства. Все последующие годы, пока я правил государством, вся моя деятельность была направлена на то, чтобы не дать обществу переступить ту черту, которую переступили вы.

Он помолчал, глубоко задумавшись и попыхивая трубкой. Лицо его уже не было сочувственным. Полное равнодушие. Каким-то кусочком сознания я понимал, что это либо сон, либо галлюцинация, но в то же время я отчетливо ощущал запах дыма. Наконец он заговорил снова: