Инночкины сказки или Маленькие сказки для взрослых людей

«Аристархушка, с крыши слазь,

золотишечко мы намыли,

барыши сосчитай нам, милый!»

И звездочёт наш слазил,

кряхтел, считал. И вдруг сглазил

все полезные ископаемые:

перечисляли ему по названиям

облагаемые оброком камни —

золото, платина, сланцы…

Аристарха в итоге сослали

к Емеле на печь: ведь знали —

полезно ссыльным быть вместе.

Им приглядели в невесты

бабу Ягу с подружкой,

так нужно.

Но Яга быть смерду женой отказывалась.

И у ведьмы, подруги её, не складывались

отношения с звездочётом:

то бишь, орден почётный

на бабьей груди, как седло —

к земле тянуло оно.

*

И придумали ссыльные братья

над царём продолжать насмехаться,

а сибирь так и вовсе покинуть:

«Ну, смогём ароплан тот осилить?»

Заказали кузнецу скелет машины,

тот кивнул и молот вынул.

А двигатель паровой

делал местный мастеровой.

Бабы крылья шили,

новосёлов материли:

«Шоб вы не вернулись обратно,

хватит в тайге разврату

и без ваших наук мудрёных!»

Но Емеля, он опалённый.

А звездочёт Аристарх

и вовсе в Иисусах Христах

не разбирался,

он на небо глядел, не сдавался!

Поэтому наша дружина

села в конструкцию, двинула

не куда-нибудь, а на Луну:

там воля вольнее! «Угу.»

На Луну они до-о-олго летели,

а прилетев, обомлели:

там безоблачно, серо и сухо,

в кратере спит Плакса-скука,

а рядом летают Печали:

«Вы бабу Ягу не встречали?»

Смутились наши герои:

«Баба Яга в загоне —

пыхтит в таёжной заимке,

числится в мамках у Иннки,

её сватали даже к Емеле,

но он ноги унёс еле-еле!

А зачем вам баба Яга?»

«Да как-то сдохла здесь она

и призвала Степного духа,

он ей шептал чего-то в ухо,

а потом унёс отсюда на Землю.

Вот и мы бы хотели ейну

судьбу развесёлу такую.»

«Печали, вас не пойму я,

дык, вроде у нас аппарат,

вас завсегда буду рад

доставить в родную Рассею,

седлайте сюда скорее!» —

зареготал Емельян.

Печали за словом в карман

не полезли,

на аэропланер влезли.

И вот рулевой звездочёт

Печалей на Землю прёт.

*

А на земле без них было грустно:

в огородах весёлая брюква

и на ярмарках смех да пляски,

а в руках у детей раскраски.

Вот такое большое горе:

плескайся себе на море

и не жди беды ниоткуда,

Печалей несёт покуда

нелюбимый людьми Емеля.

Вот и теперя

потеря грядёт за потерей?

А, впрочем, сиди и жди!

«Царь, в небо сине гляди!» —

кричал ему писарь Яшка.

Но за тучкой не флаг-разукрашка,

а аэроплан летит:

Емеля на нём сидит,

звездочёт Аристарх и бабы.

«Не, это не бабы, а жабы! —

царь-батюшка сжался в комок. —

Никак Емеля беду приволок.»

А Печали сорвались и вниз,

уселись на царский карниз,

свесили ноги, поют:

«Баю-бай, баю-бай, баю…»

Уснуло все государство.

Емеля взобрался на царство.

Звездочёт починял эропланер.

Хорошо каторжанин правил:

народ вповалку лежит.

Дух Степной к Печалям летит.

Прилетел и спрашивает:

«Чего вы не накрашены?»

Хохочут печали: «Ох,

кабы царь наш батька издох,

вот бы было на Руси счастье.

Протеже у нас есть…» Участливо

дух Степной на Емелю взглянул:

«Красалевишнам помогу!»

И навалившись на царя

вынул дух его: «Зазря

я к вам что ли прилетал?

Друго задание давай!»

Вздохнули Печали тяжко:

«Хочется нам, бедняжкам,

стать настоящими бабами

и замуж пойти нам надо бы!»

Дух Степной покумекал,

облетел спящий люд, нагрехал

четыре души из старух

и запустил их дух

в безобразных Печалей,

те сразу стали

румяными девками-плаксами,

которые тут же заквакали:

«Хотим женихов себе справных!»

«Да хоть самых на свете славных!» —

вздохнул дух Степной, улетел.

Звездочёт на девок глядел

и непривычно крестился.

Емельян в царя превратился,

и издал свой первый указ:

«Найти женихов для плакс!»

А так как песня печальная смолкла,

проснулся народ и толком

не понял причин смены власти,

поклонились Емеле: «Здрасьте,

а что делать с телом царя,

может, рыбам скормить? Зазря

жрал что ли он щи да сало!»

«Этого ещё не хватало! —

нахмурился грозный Емеля. —

Ложите его в мавзолею.»

Но нахальный народ

сделал всё наоборот:

скормили царя медведям

и к Емеле: «На печке поедем?»

А Емеля, он не дурак

щуку гонять за так,

за поездку брал по рублю:

«Скоко ж смердов ещё подавлю!»

И опять невзлюбил народ

Емелю, ведь печка ж прёт

по бабью, мужичью и детям!

И неважно, что на ней едет

не новый царь, а свои

родные, честны мужики.

Но народ – не Емеля,

знал что делать теперя:

«Посадить самозванца на кол,

нечега трон наш лапать!»

Завидя такое дело

девки-плаксы не захотели

лишиться батюшки-царя

и сама смелая пошла

белой грудью на крестьян:

«Ну-ка, кто из вас Иван?»

А Иваны – это мы,

стоим, ковыряем носы

да чешем репу:

«Нам бы хлеба!»

Но хлебов мы давно не едали,

их бесплатно не раздавали,

нас дразнили лишь оплеухами

да тыкали дохлыми мухами

на барском столе, а во сне

нам мечталось о деве-красе.

«О, по этой части ко мне!» —

одна из Печалей сказала

и девкой-плаксою зарыдала.

Иванам пришлось жениться,

не век же в постель материться

да семки на лавке грызть.

А посему свадьбе быть!

Пока свадьбу играла страна,

а заставушка крепко спала,

Емеля и звездочёт,

взяв за печь последний расчёт,

в аэроплан свой сели

да спокохонько улетели,

а мирянам махали с неба:

«Трогать убогих не треба!»

*

Прилетели друже в лес.

Емеля с машины слез

и понял:

«Не умищем Русь я тронул,

а ногами потоптал!»

Потом шёл, дрова рубал

на постройку дома:

«Буду сызнова, по-ново

жизнь свою проживать

да добра не наживать.»

А безумный звездочёт