— Но страшно–то как, Саня, было. Не рассказать… Ведь мог и не вернуться, ядрён–батон… Жалко людей, спору нет, но, если по совести разобраться, они и сами ведь виноваты. Надо было ехать в Киев, на майдан, когда всё ещё начиналось, и наводить там порядок. А теперь Россия помогай, давай корми! У нас что, своих бед мало? Вон санкции собираются наложить, всё подорожает, люди говорят, могут пенсию срезать. А мне ещё баню достраивать. Хочу, Саня, на старости лет пожить в тишине.
Саша молчал.
— А ты что, никак в город собрался? — Евгений, наконец, заметил Сашину спортивную сумку. — Айда, со мной!
— Спасибо, дядя Женя, я пока не поеду.
Настроение у Саши испортилось окончательно. Он Евгения героем считал, а и тот — как и все: моя хата с краю.
Саша поплёлся на станцию в третий раз за этот долгий–долгий день. Одуванчики к вечеру потеряли свой праздничный вид, съёжились, готовясь ко сну. Он подобрал с обочины палку и стал яростно сшибать их поникшие головки. Если бы юношу сейчас спросили, на кого он злится, вряд ли получили бы от него разумный ответ. Он в сердцах врезал по неосторожно высунувшему из травы лысую башку камню, и палка сломалась. Саша чертыхнулся, бросил своё импровизированное оружие и прибавил ходу.
Он вспоминал, как возвращался на станцию со Светой по этой же дорожке. Вот — поворот, вот — собранный из шпал мостик через заросший ирисами ручей. У самой воды тогда сидела смешная толстенькая ондатра с травинкой во рту. Света скользнула по зверьку равнодушным взглядом. Саша протянул девушке руку, но она сделала вид, что не заметила. Только на платформе Света наконец повернулась к нему и спросила что–то о военном училище. Он в ответ пожал плечами, чувствовалось, что она говорила без интереса, просто так, чтобы прервать тягостное молчание. В этот момент по соседнему пути загрохотал товарный состав, и Саша не расслышал, что девушка ещё сказала.
Вечерняя электричка выбилась из графика и мчалась мимо перелесков и заросших бурьяном полей, предупреждая о своём приближении протяжным гудком. Вагон был полон, и пришлось стоять. Два хмельных мужичка, расположившиеся на последнем сиденье, заспорили об Украине и чуть было на кулачки не схватились.
Один кричал:
— Там всю гуманитарку разворовывают. Роддом — без медикаментов, а у главврача в гараже — целый склад!..
Другой:
— Ты кого слушаешь, бендеровскую пропаганду, мой батька убит этой бендерой проклятой под Ровно. Да я тебе…
Петухов разняли. Они замолчали, но так до города и сидели, отвернувшись друг от друга. Один в окно смотрел, второй — под ноги.
Мама заплакала — обняла Сашу, руки не разжать. Потом заставила себя успокоиться и принялась кормить сына.
— Мам, полицаи не заглядывали? — спросил он с набитым ртом.
— Заходил участковый, я сказала, что с друзьями в поход ушёл на Карельский перешеек, как ты велел. Сынок, что случилось?
— Это из–за армии, призыв скоро. Пацанов навещали, вот я и спросил.
— Саша, у нас гости, — объявила мама, когда он насытился.
Вот так сюрприз: Оксана Павловна, тётка с Украины приехала. Сухонькая, личико съёжилось в кулачок, вся в чёрном — она бросилась племяннику на шею:
— Ой, лихонько, Сашко, сыночек. Варваровку нашу расстреляли… Хату, ироды, спалили…
— Кто, кто расстрелял, тётя Ксана?
— Хунта… бендеры эти. Вот с Галой приехала к вам, больше нам некуда… Зять с Наталкой там остались. Павло в ополчение подался, а она в больнице за ранеными ходит…
Белобрысая девчонка лет шести, забравшись с ногами на диван, рисовала фломастером танк с белой свастикой на башне.
Тоненько зазвенело в больном ухе. Кровь бросилась в голову Саше. Он схватил телефонную трубку и набрал номер тренера:
— Здрасте, Мирон Григорьевич, это Саша Енохов. Знаете… я решил остаться дома…
— А чего так? — поинтересовался Мирон.
— Ищите дурачков в другом месте, — начал раздражаться Саша.
— Не понял, — помолчав секунд десять, сказал тренер, — я к тебе пришёл или ты ко мне? А кто вернёт деньги, которые на тебя потрачены?
— Я рассчитаюсь, Мирон Григорьевич, заработаю и отдам.
— Вот соберёшь гроши, тогда и побалакаем… Времени у тебя сутки. А пока твоя подружка у меня погостит… В полицию ты не ходи, Енохов, закроют они тебя, кхе–кхе, — и себе и ей навредишь.
— Какая подружка, Света?! — Саша не верил своим ушам. — Слушай ты, козлина, отпусти девчонку… Если с ней что случится, я тебе кадык вырву…
Часть вторая
За
Отчим болел за «Зенит». Живот свешивался с дивана.
— Кирилл Петрович, я машину возьму? Ну очень надо.
— О чём разговор, Саша, — Кирилл приглушил звук. — Не умеют играть!
Он потянулся:
— Бери, до понедельника мне не нужно. Бак полный, вчера как раз заправился… Документы не забудь, Саша, в шкатулке… И не гони, слышишь, не гони!
Кирилл взялся за пульт.
— Ма, я телефон твой возьму?
Уаз «отдыхал» на открытой стоянке, в пяти минутах от дома.