Инсбрукская волчица

– Доброе утро, фройляйн, – вежливо произнёс он, – не разбудил ли я вас? Не удивлюсь, если после вчерашних событий вы половину ночи провели без сна. Иногда люди сутками не могут прийти в себя после сильных потрясений. Прошу простить за беспокойство!

– Не стоит извинений, – спокойно ответила я, – ваша служба требует этого. Чем я могу вам помочь?

Я поняла, что это сыщик привык начинать беседы с подозреваемыми издалека, с нейтральных тем. Он надеется заговорить меня, а затем ошарашить хитрым вопросом, поймать в ловушку. Но я дала ему понять, что меня так легко не проведёшь. В его взгляде мелькнуло что-то вроде уважения.

– Для начала представлюсь, – кивнул он, – я инспектор полиции. Расследую обстоятельства пожара в гимназии, где вы учились. Может быть, вам приходилось слышать моё имя – Флориан Дитрих?

Теперь я отчётливо вспомнила это лицо с глазами, обведёнными тёмными кругами и запавшими щеками. Усмехнувшись, я начала быстро перечислять:

– Флориан Эрнст Дитрих, самый известный тирольский сыщик. Издал серию психологических статей о поведении преступников. Расследовал полсотни загадочных преступлений в Тироле и по всей Австрии.

Моя блестящая речь возымела нужное действие. Дитрих сначала ошарашено молчал, а потом улыбнулся и всплеснул руками:

– Потрясающе! – воскликнул он. – Думаю, даже моё начальство не ответило бы подробнее. Вы большая умница, фройляйн Анна! Такой богатый кругозор… Вы с лёгкостью могли бы стать лучшей ученицей гимназии.

Вот опять! Он пытался притупить моё восприятие лестью, чтобы неожиданно подбросить коварный вопрос.

«Я не дам себя поймать!» – мысленно крикнула я, чувствуя, что руки предательски дрожат от нервного возбуждения.

– Не хотите ли кофе, инспектор? – вмешалась мама.

– Не откажусь, – кивнул гость, – мне бы хотелось задать вашей дочери несколько вопросов, и я не буду больше обременять вас своим присутствием. Мы обязаны блюсти регламент и от этого никуда не денешься.

– Я понимаю, – вмешалась я, но инспектор будто не замечал моего присутствия и, забыв, кого он пришёл допрашивать, заговаривал с мамой:

– Это немыслимо, как вспомню этот звонок, мурашки по коже. Кляйн вообще потом весь день молчал, ну куда ему, мал и глуп ещё для таких страстей. Да даже у меня до сих пор в ушах звенит. Да вы, фрау, не беспокойтесь – время терпит… Подождём, пока кофе сварится, а?

– Господин инспектор! – я уже с трудом подавляла раздражение. – Вы, кажется, меня хотели допросить?

– А? – инспектор моментально повернул ко мне голову и ещё раз оглядел меня своими тёмными глазами с ног до головы, – ну время терпит, я самое основное спросить успею всегда. Вы не забудьте, потом я должен буду уже под карандаш взять с вас показания, возможно, у меня появятся новые вопросы к вам… Так, о чём мы говорили? Ах, да – вчера вы не заметили ничего странного? Часа так в два?

– Ровно ничего, господин инспектор, – ответила я, немного расслабившись, – в нашей школе редко что-то происходи…ло…

– Та-а-ак, – инспектор повернул голову куда-то в сторону, – неужели вас ничего не насторожило вчера?

– Я учуяла запах дыма, – ответила я. – Сбежала вниз, а там уже и полыхнуло.

– О-о, да вы прям в рубашке родились, – подхихикнул инспектор, а мне показалось, что он глумится надо мной, – ваши одноклассницы… Боже ты мой!.. Все с травмами, с ожогами. Отличница ваша, Кауффельдт, отделалась сломанной рукой, а вот Ирме Нойманн повезло меньше – она останется инвалидом, Сара Манджукич сломала себе рёбра, и вы одна целая и невредимая. Неприлично даже как-то, вы в этой компании белая ворона!

Дитрих ударил метко в цель, наступив мне на больную мозоль. Он будто насмехался и плевал мне в лицо. Я уже не могла себя сдерживать и чуть не закричала на инспектора:

– Вы, инспектор, кажется, смеётесь надо мной?! Да будет вам известно, насмехаться над чужими бедами – подло!

«Злюсь ведь, злюсь! А со зла и проговориться недолго», – подумала я, спрятав руки в карманы.

– Ох, простите, – ответил Дитрих, – не хотел вас задеть. Я так понимаю, тема для вас больная. Насколько можно судить, вы не ладили с одноклассницами?

«Если буду отпираться, навлеку на себя подозрения», – думала я. Можно было солгать и сказать, что отношения у нас были, не считая мелких неурядиц, хорошие, я даже подруг имела, и вместе мы ввязывались порой в опасные предприятия. Инспектор равнодушно отвёл взгляд в сторону. А я принялась нервно притаптывать. Дитрих будто лукаво подмигнул мне. «Знает!» – мелькнуло у меня в голове. В этот момент в комнату вошла мама с чашкой кофе в руке. Кухарки со вчерашнего дня не было.

– Спасибо, – произнёс Дитрих всё с тем же фамильярным тоном, который меня всё больше раздражал, – ничего, если я закурю?

Мы с мамой равнодушно замотали головами. Получив наше молчаливое согласие, инспектор достал коробку с папиросами и закурил. От него потянулась тонкая струйка табачного дыма, инспектор отхлебнул кофе неторопливо, словно стремился растянуть удовольствие. Он точно расслабился и в следующий миг, затянувшись папиросой, спросил: