– Детектив Гаррисон нашел свидетелей вашего разговора с Навацки. Пьяные, вы громко разговаривали, спорили о чем-то. Потом собирались идти в его каюту. По словам очевидцев, Навацки несколько раз громко это повторил. После вы оба исчезли.
– Это не объясняет ничего. Уж пуговицу точно. – Ян подумал немного, затем произнес задумчиво. – А зачем Навацки повторял, куда мы идем?
Макс пожал плечами.
– Гаррисон уже сделал свои выводы, – подытожил он. – Детектив убежден, что вы пытались и продолжаете пытаться сфабриковать улики, которые отведут от вас подозрение.
– Пусть тогда проверят трость Гришина.
– Уже. Это Земной сукцинорезен. Проще говоря, горный янтарь. Редкие остатки, сохранившиеся на планете. Неочищенный. Его обработали и сделали похожим на золотой мрамор. Сейчас много таких подделок изготавливают для любителей дорогих безделушек, не имеющих достаточных средств для приобретения оригинала.
– Всё равно надо его обыскать! – Не унимался Ян. – Это хитрый человек, Макс. Он может иметь сотни этих тростей! Наверняка в его каюте спрятан оригинал. Макс, даже форма совпадает! Этот чертов цветок лилии! И золотой мрамор! И трость!
Ян заметил, что его голос задрожал и стал срываться на болезненный фальцет. Тогда он откашлялся и постарался говорить тише.
– Ты же знаешь, Гришин с Земли. Все Земляне, носят символ своей планеты. Даже у тебя есть. Маленький цветок вытатуирован над левой ключицей. Рисунок видно, когда ворот форменной рубашки отгибается.
Макс прижал ладонью место, где цветок пульсировал над подключичной артерии.
– Да, это так. Все земляне любят и почитают свою планету.
– В этом нет ничего плохого, кроме того, что некоторые из вас могут болтать без умолку о Земле. А это немного надоедает.
Макс Фердинанд поджал губы. Он выглядел оскорбленным и обиженным. И Яну показалось, что старик вот-вот бросит его в ледяном заточении.
– Все дело в том, что в ваших марсианских колониях нет ничего прекрасного. – Заговорил Макс. – Вы там существуете. Вы привыкли к бесцветным пустыням и ядовитым атмосферам. Но мы ценим красоту нашей планеты за ее уникальность. Колонистам этого никогда не понять. – Макс откашлялся. Его пронзительные, не молодые глаза смотрели на Яна с укоризной. – У Гришина нет никакой второй трости. И с Навацки он не знаком. Простите, инспектор, но всё указывает на то, что в этом деле как-то замешаны только вы. И любопытство, приведшее следствие в контейнере к телу, красноречивее всего доказывает вашу вину. Вы будто знали, куда нужно идти.
Спорить дальше, в попытках что-либо доказать, не имело смысла, и Ян это понял. Его все ещё охватывал страх оказаться запертым навсегда, но здравый смысл понемногу завладевал разумом, и инспектор уже продумывал возможный ход событий.
– Мне нужна твоя помощь, Макс. – тихо произнес Ян.
Макс с готовностью кивнул. Он направился к двери. Поднял кружку с пола. Уже ухватившись да ручку двери, чтобы её открыть, охранник обернулся и с дружественным теплом в глазах посмотрел на Яна.
– Не отчаивайтесь, инспектор. Я что-нибудь придумаю.
Ян снова остался один в холодильном подвале корабельной полиции. Пустота серого помещения наводила тоску. Холод, пробравшийся под кожу, навеял воспоминания о единственном путешествии на планету Лилий.
Земля Яну не понравилась.
Ему было не больше шестнадцати. С матерью вдвоем они поехали на похороны бабушки, которую Ян знал только по видео-звонкам. Мать всю дорогу с тоской поглядывала на Яна и тяжело вздыхала, сожалея, что бабушка так и не увидела своего внука вживую.
Приземлились они в странном месте. Кругом все было белым, голым и холодным. Яркий свет резал глаза до боли. Местные жители, одетые в меховые шапки и огромные шкуры животных, разглядывали прибывших с удивлением, Иногда тыкали пальцем, а сквозь приглушенное хихиканье можно было расслышать:
– Марсиане… Смотрите, марсиане!…
Люди называли это место Камчаткой и прибавляли, что в этом году весна выдалась тёплая. Ян не понимал, что это значит. И если это время года было теплом, то как тогда выглядит холодная весна? Он ёжился в тщетных попытках согреться, кутаясь в выданную ему шубу, пропахшую специфическим не свежим запахом.
Шесть поминальных дней родственники, пахнувшие потом, – по всей видимости из-за сильных морозов простейшие гигиенические процедуры становились труднодоступны, – встречали Яна с неожиданной радостью, обнимали его и неустанно твердили: "Как жаль, что Нюрка не дождалась". Ян глупо улыбался в ответ, сдерживая желание заткнуть нос платком, в котором, как ему казалось, ещё сохранялся запах свежести очищенного вытяжками марсианского воздуха.