Институт

Люк хотел сказать: мне не нужны твои дерьмовые жетоны, но промолчал. И боялся он не очередной пощечины; он боялся, что звук его собственного голоса - слабого, нетвердого, сбитого с толку, голоса шестилетнего ребенка - заставит его перед ней сломаться.

- Позволь мне дать тебе совет, - сказала она. Теперь уже не улыбаясь. - Ты должен понять, что ты здесь на службе Родине, Люк. Это значит, что ты должен быстренько повзрослеть. А значит стать реалистом. Здесь с тобой многое случится. И некоторые вещи будут не очень хороши. Ты можешь быть хорошим Спортсменом и получать жетоны, или ты можешь быть плохим Спортсменом и не получать ничего. Но эти вещи будут происходить с тобой, так или иначе, так что сделай правильный выбор. Это ведь не трудно понять.

Люк ничего не ответил. Тем не менее, ее улыбка вернулась, улыбка стюардессы, в тот момент, когда она произносит: О да, сэр, я сейчас провожу вас к вашему креслу.

- Ты вернешься домой еще до конца лета, и все будет так, как будто ничего и не было. Если ты вообще что-то вспомнишь об этом, это будет больше похоже на сон. Но пока это не сон, почему бы не сделать твое пребывание здесь безоблачным? - Она ослабила хватку и легонько толкнула его. - Думаю, тебе нужно немного отдохнуть. Полежать. Ты видел точки?

- Нет.

- Еще увидишь.

Она очень осторожно закрыла дверь. Люк как во сне пересек комнату и подошел к кровати, которая не была его кроватью. Он лег, положил голову на подушку, которая не была его подушкой, и уставился на глухую стену, где не было окна. И никаких точек - чем бы они ни были. Он подумал: Я хочу к маме. О Боже, как же сильно я хочу к маме.

И это его сломало. Он уронил пакет со льдом, закрыл глаза руками и заплакал. Они следили за ним? Слушали его рыдания? Это не имело значения. Ему хотелось материнской ласки. И когда он заснул, слезы на его глазах еще не просохли.

9

Он проснулся, чувствуя себя немного лучше - как будто каким-то образом сумел очиститься. И увидел, что пока он обедал, а затем встречался со своими новыми замечательными друзьями Глэдис и Тони, в его комнате появились две вещи. На столе стоял ноутбук. Это был Мак, такой же, как у него, но более старой модели. Другим новшеством был маленький телевизор на подставке, стоящий в углу.

Первым делом он подошел к компьютеру и включил его, снова почувствовав глубокую тоску по дому при звуке такого привычного Макинтошевского колокольчика. Вместо запроса пароля перед ним появился синий экран с сообщением: покажите на камеру один жетон для открытия. Люк пару раз стукнул по клавише вВОД, понимая, что ничего путного из этого не выйдет.

- Чертова тварь.

Потом, несмотря на то, что все это было ужасно и нереально, он рассмеялся. Смех был резким и кратким, но искренним. Испытывал ли он некое чувство превосходства - может быть, даже презрения - при мысли о детях, выпрашивающих жетоны, чтобы купить спиртное или сигареты? Конечно же, да. Думал ли он: Я никогда до этого не опущусь? Конечно же, да. Когда Люк думал о детях, которые пили и курили (что бывало очень редко; у него на повестке дня были более важные вещи), то ему всегда представлялись готы-неудачники, которые слушали Пантеру

[76] и рисовали кривые дьявольские рога на своих джинсовых куртках, неудачники настолько тупые, что ошибочно принимали обертывание в цепи за акт протеста. Он не мог себе представить, что окажется на их месте, но вот он здесь, смотрит на пустой синий экран ноутбука и нажимает клавишу ВВОД, как крыса в Ящике Скиннера[77], стучащая по рычагу в ожидании кусочка мяса или нескольких крупинок кокаина.

Он закрыл ноутбук и схватил пульт от телевизора. Он ожидал увидеть еще один синий экран и сообщение, говорящее, что ему нужен жетон или жетоны, чтобы воспользоваться телевизором, но вместо этого перед ним возник Стив Харви[78], беседующий с Дэвидом Хассельхоффом[79] о предсмертном списке желаний Хоффа. Зрители смеялись над его забавными ответами.

Нажатие кнопки ГИД на пульте дистанционного управления привело к появлению меню Дайрек ТиВи[80], похожего на меню в домашнем телевизоре, но, как и в случае с комнатой и ноутбуком, бывшем не совсем тем же самым. И хотя там представлялся широкий выбор фильмов и спортивных программ, но не было никакой Сети или новостных каналов. Люк выключил телевизор, положил пульт на место и огляделся.

Кроме той, что вела в коридор, было еще две двери. Одна открывала шкаф. Там были джинсы, футболки (никто не пытался в точности скопировать те, что были у него дома, и это было своего рода облегчение), пара рубашек на пуговицах, две пары кроссовок и одна пара тапочек. Жесткой обуви не было.