Инструктор. Отчаянный воин

Хозяин мастерской молча сидел рядом с седовласым полковником и, пристально глядя на Забродова, внимательно и заинтересованно слушал. Остальные гости продолжали подлечивать спиртным свое пошатнувшееся за вечер и ночь здоровье.

— Вот такие дела, Константин Сергеевич, — вздохнув, произнес Забродов. — Жизнь прекрасна, однако непредсказуема и коротка!

Бородатый художник задумчиво почесал всей пятерней макушку.

— В том вся суть, Илларион Константинович, — изрек он, — что имеем, не ценим, а когда потеряем — слезно плачем!

Забродов усмехнулся:

— Это точно!

— Значит, убили? — переспросил бородач.

Полковник утвердительно тряхнул головой:

— Да.

— Я так и знал…

Седой мужчина с интересом посмотрел на товарища:

— Что ты знал?

— Да ничего конкретного, — пошел на попятную хозяин мастерской. — Просто в последнее время он работал как проклятый! Брался за любую халтуру…

— А что у него была за халтура? — поинтересовался Забродов. — Реставрация картин?

Гуреев утвердительно кивнул.

— Реставрация была его страстью, — сказал художник, — но он не гнушался и иной подработкой… Даже иногда здесь у меня сидел до утра, когда его мастерская была на ремонте.

— Какой именно подработкой?

— Писал копии картин известных мастеров, — сказал бородатый художник, однако в его голосе Забродов уловил недовольные нотки.

— Костя, ты чего-то недоговариваешь, — покачал головой опытный разведчик. — Что плохого в том, что он писал копии?

— Оно так…

— Что значит «оно так», Костяныч? — не дал сбить себя с толку отставной полковник ГРУ. — Не всем же иметь оригиналы великих мастеров и любоваться ими. По твоей кислой роже можно подумать, что ты против копий картин. По крайней мере, копии — это намного лучше, чем дешевые репродукции. Если у людей есть деньги, то почему бы им не порадовать свою душу хорошей живописью?

— Ты прав, Константинович, — нехотя согласился Гуреев и, помедлив, добавил: — Это прекрасно, когда копии служат возвышенному искусству!

Седовласый мужчина удивленно посмотрел на собеседника и недовольно кашлянул.

— Костяныч, да говори ты прямо, не мямли и не тяни кота за хвост!

Гуреев протянул руку к литровой бутылке с остатками водки.

— Ты что, дружище? — поморщился Забродов. — Мне уже хватит, Константин, я ведь, как-никак, за рулем.

Гуреев махнул рукой.

— Где сто граммов было, там и вторая сотка не помеха! — сказал он. — Запах один и тот же, Илларион Константинович! Да и разговор может затянуться…

— Ну, если разговор… — пробормотал Забродов, которому вдруг вспомнилась последняя встреча в музее с Иваном Павловцом, который много говорил, но все не по делу.

— Ладно, — сказал Гуреев, — выложу как на духу! Но предупреждаю тебя, все это будут только мои предположения!

— Иногда предположения бывают интереснее фактов, — улыбнулся Забродов.

Гуреев промолчал и разлил остатки водки в рюмки.

— Еще минута, и выпили бы все то, что осталось, гады, — пожаловался он. — Ну да черт с ними, давай еще раз помянем Ваньку!

Полковник вздохнул, подумав о том, что придется добираться домой на такси.

— За него! — вскинул он рюмку и тут же выпил ее содержимое.

Закуской послужил счастливо попавшийся под руку плесневелый ломоть «Бородинского» хлеба.

— Так что ты хотел мне сказать? — спросил Забродов.

— Ну… — замялся Гуреев. — Вот ты мне скажи: отличишь ли ты оригинал от копии?

— Нет, Костяныч! Я же не специалист!

— Вот именно — ты не специалист! — усмехнулся Гуреев. — Но, скажу я тебе, Константинович, далеко не каждый специалист сможет с ходу определить, где копия, а где оригинал!

Забродов недоверчиво взглянул на собеседника.

— Ну, наверное, ты блазнишь, Костя, — возразил он. — Что же это за спецы, которые не могут отделить черное от белого!

— Иногда и белое кажется черным, — ухмыльнулся бородатый художник.

— Брось! — поморщился седовласый пенсионер. — Ведь, в конце концов, есть художественная экспертиза: качество холста, красок, техника письма и тому подобное…

— Вот именно, дорогой мой полковник, — экспертиза! Ты — специалист в раритетных книгах, на глазок можешь прикинуть год или век издания, где и кто издавал, но только после тщательного изучения манускриптов сможешь утверждать конкретику!

— Ты о чем, Константин?

— О том, что если копия талантливая, то и я с ходу не определю, где подлинник, а где подделка, — пояснил Гуреев. — А что уже говорить о человеке далеком от изобразительного искусства. Посетитель музея смотрит на копию и думает, что это оригинал. Более того, у него даже и мысли не возникает о том, что его надувают!

— Ты хочешь сказать, Константин Сергеевич, что в некоторых музеях вместо оригиналов висят копии? — растерянно произнес Забродов.

— Ну-у… — поморщился хозяин мастерской. — Может, оно и так.

— Да… — хмыкнул полковник, — бардака у нас хватает, особенно на периферии… Да оно и понятно…

— А ты знаешь, Илларион Константинович, ведь в Третьяковской галерее висят на стенах тридцать подделок, — язвительно сообщил бородатый художник.

— Да ладно тебе, Костяныч, туману напускать, — недоверчиво произнес пенсионер, — ты еще скажи, что и «Мона Лиза» не настоящая — а подделка!