Фаине стало тяжко двигать своими ногами, глазами и даже задом.
Фаина назначила дорожке сейчас вытянуться от Фаины хоть куда на свете.
Дорожка взяла себя и вытянулась.
Фаина тоже взяла себя и опять пошла дальше.
Потом Фаина оглянулась и увидела, что на самом низу стоит Елизавета и примеряется, как бы взять и дернуть дорожку, чтоб Фаина упала со всех своих ног и разбилась на кусочечки.
Фаина решила, что никому на свете не дастся разбиться, тем более живой.
И Фаина не далась Елизавете.
И вот до самого верха кручи уже не осталось почти что ничего.
У Фаины в ногах тоже не осталось почти что ничего.
Из науки давно известно, что если кто-то сложит одно такое с другим таким же, не останется совсем-совсем ничегосеньки.
Тут до Фаины дотянулась рука человека.
Рука сказала, чтоб Фаина хорошо схватила эту руку.
Фаина послушалась руку.
Эта рука была рука Мотача Петра.
А до Фаины руку Мотача Петра хорошо схватил почти что старший работник царизма Дятловский Иван, которому Швицер рассказал про все на свете и посоветовал тоже.
Дятловский сначала обкрутил Петра веревочкой, а потом поставил ребром. Петр взял и застоял на этом самом ребре. Другой бы сразу упал, а Петр был не другой.
Петр еще раньше сложил у себя в голове, и у Петра там получилось, хоть и не сильно хорошо.
Когда Дятловский послал своих людей подглядывать за Петром, Петр увидел этих людей первей.
Петр из своего опыта уже знал, что один человек всегда может спихнуть на другого человека. Петр знал и такое — другой человек может спихнуть на одного еще сильней.
Петр скоренько через хорошего человека передал в Одессу, что пускай Абовиц режет все на свете веревочки и забудет про большое дело.
Еще Петр передал, что возьмет большое дело на себя, а за это Абовиц в нужную минуточку поможет Петру чем сможет.
Сам Петр веревочки уже не резал. В голове у Петра сказалось свыше: если что, надо вырубать топором.
Петр зарубил топором своих двух помощников. Зарубанное Петр разрубил на малюсенькие кусочечки, тихонечко разнес по трем ямкам, хорошо притрусил едучим-вонючим и закопал.
И вот до чего же материя играет человеком! Человека тихонечко притрусишь чем-нибудь едучим-вонючим — и хорошо. А денежная машина — не человек. Машину Петр по кусочечкам вынести-закопать не успел. Так машина подвела человека Мотача Петра. А еще до машины Петра подвела муха. Но муха — почти что не материя, а летучесть.
Дятловский послал своих людей в Одессу, чтоб узнать про Петра.
В Одессе люди начали спрашивать. А кого начали, тем Абовиц уже сказал, что рассказывать. Что Петр — человек с двумя руками, что мог бы, как папа, честно служить у Абовица. А Петр отбился от папы, и потому получилось.
Когда Дятловский заспрашивал Петра, Петр сказал, что деньги на дом с подвалом взял в долг. Что в долг дал Петру хороший человек, который дал и сразу умер вместе со своей фамилией. Что на машине деньги Петр делал сам своими руками. Еще Петр сказал, что машину и все на свете нужное для денег купил тоже в долг. Что на это в долг дал Петру хороший человек, который уже дал и сразу умер вместе со своей фамилией. Что, если надо, Петр сто раз покается за свою жадность до денег и прочее.
Так Петр стал работником царизма.
На деньги царизма Петр выехал с дома, снял комнату у вдового мужчины-рабочего через три дома напротив моторного завода.
Петр обкарнался у парикмахера на базаре. Потом немножко побил себе руки об железки, а лицо намазал смальцем и два дня не умывался. Еще Петр купил на барахолке две пары штанов, пару рубашек и пролетарский пиджак.
Все свое хорошее Петр сложил в четыре чемодана на ремнях, по два на каждый, и сдал на вокзале под печатную квитанцию.
Потом Петр пошел на завод.
На заводе Петра уже ждали и записали учеником к слесарю Гранату.
Петр сразу как зашел, так завел с Гранатом разговор про рабочую жизнь, про правду и кривду.
Гранат Петру два дня ничего про это не отвечал, а тихонечко переправлял петровские руки туда, куда полагалось по инструменту.
Раньше Швицер уже рассказал Гранату про Петра.
Гранат сложил у себя в голове одно с другим, и у Граната там получилось. Гранат решил не поддаваться на провокацию охранки и даже наоборот.
Для наоборота Гранат решил начать играть с Петром. Из науки уже давно известно, что сразу начинать играть с человеком рано, а позже, чем на третий день, — уже поздно. Потому Гранат и не играл с Петром два дня. Смекалка есть смекалка.
При царизме рабочим людям тоже полагался перерыв, хоть и добытый кровью стачек и забастовок.
И вот на моторном заводе пробил обед.
Гранат был по нации еврей, но в Гранате уже жила сознательность по линии религии и питания. Потому Гранат не пошел в сторонку, а подошел к Петру и сел рядом.
У Граната на обед был кусок вареной говядины, кусок черного хлеба с горбушки и бутылка молока.
До сознательности Гранат ни за что на свете не запивал молоком мясное — хоть говядину, хоть курочку. Свиное евреям не полагалось по религии, а то бы Гранат и свиное не запивал. У евреев по религии считалось, что одно с другим перемешивать нельзя.