Интервью для Мери Сью. Раздразнить дракона

— Печати? — неверяще переспросил Брок. — Их же нельзя использовать как оружие. Само существо артефакта противится этому. Печать — залог не только силы правящего, но и мира, стабильности. Когда Энпарс впаял свою в ворота, чтобы оградить город от проникновения нас, драконов — это одно. Дар Многоликого способен защищать. Но боги заповедовали, что их творение нельзя использовать, как оружие.

— Это если ты не обратился к чернокнижию, — шмыгнула носом Марна. — Правда, когда печать используют в темных ритуалах, она сгорает. Вот почему Энпарс заставлял склоняться перед ним соседей и принимал вассальные клятвы. Вместе с присягой на верность правитель Верхнего предела требовал отдать ему и символ кнесской власти. Оттого каждая победа в битве — это чья-то сгоревшая печать.

И как у нее получалось быть красивой даже в слезах?

— Зачем он на это пошел? Сила печати спасает от неурожая и засухи, с ее помощью можно остановить мор и заставить склонить горячие головы тех, кто решит затеять бунт, — казалось, Брок не мог поверить в очевидное.

— Энпарс тщеславен, — пропела Марна. — А сейчас он сжег последнюю печать — кольцо тритона, что отдали ему болотники. Владыке понадобилась очередная. Но отец этой Рааны не пожелал стать простым вассалом, а захотел быть равным и просватал свою дочь за Энпарса. Но я верю, что завтра ты одержишь победу…

— Подожди. А как же та печать, что впаяна над воротами в крепость? Я сам видел, как два месяца назад перед заключение мира она не дала войти в крепость Рейнху, располовинив его.

— Это ещё один секрет Энпарса, как и фальшивый полоз на его шее, что лишь выглядит амулетом, а на деле — простой кусок металла. Так вот… Над воротами нет никакой печати. Это лишь обман. У кнесса есть слуга — талантливый некромант. Все те драконы, что в облике людей якобы входили в ворота, уже были мертвы. Их ловили и показательно доставляли к воротам, чтобы люди видели, как их охраняет кнесс и сила его печати. Стадо верило своему пастуху и буквально боготворило его.

Марна позволила себе мимолетную презрительную улыбку.

— Но почему ты сама не убила Энпарса, когда узнала обо всем? — подозрительно спросил Брок, и драконица чуть отпрянула с видом оскорбленной невинности.

— Когда кнесс приблизил меня к себе, он потребовал клятву, что я не причиню ему вреда. Моя рука просто не может подняться против Энпарса.

Марна продолжала играть роль несчастной, но не сломленной мстительницы, но я же узнала и увидела достаточно. А смотреть, как шуршащая ткань сползает с ее плеча, оголяя нежную кожу… Увольте меня от созерцания последнего женского довода. Я не была наивной, чтобы не понять: сейчас Марна предложит Броку себя, и ее тело щедро расплатится по этой сделке.

Зато я кажется все поняла, ребус оказался разгадан.

Выключила диктофон. Тихо, крадучись, я растворилась в тени. По лестнице поднималась привидением, но когда оказалась у себя в комнате — с шумом бухнулась на кровать. Подтянула колени к подбородку, обняла полушку, упершись лопатками в спинку ложа и просидела так до утра. Встретила рассвет с абсолютно сухими глазами.

Я выживу. Не сломаюсь, чего бы мне это не стоило. И пусть я всего лишь пешка, но и пешка, знающая расклад, способна победить королеву.

Вот только партия, как показали события, начала разыгрываться задолго до моего появления в этом мире.

Первый ход судьбы, которая играет белыми фигурами. И сразу ферзем.

С гор начал спускаться ледник, и молодому кнесссу, едва — едва перенявшему власть и печать, грозит полное разорение его маленького уряда. На соседей войной не пойдешь: они сильнее и будут стоять за свои земли до конца.

Ответный ход черным конем Энпарса.

В голову кнесса приходит гениальный план: ослабить приграничных соседей войной, но не с собой, а с драконами. Решение дерзкое, и владыка ставит на карту все, что имеет: собственную власть. Он обращается к чернокнижникам (а иначе откуда мой несостоявшийся черноглазый убийца в курсе, что можно обернуть силу печати в смертельное заклятье?) и его печать становится оружием.