Читаем Иные песни полностью

— Зачем отрицаешь? Раз уж ты не гонец — лги, сколько захочешь.

Она хрипло рассмеялась. Приложив горячую ладонь к щеке Иеронима, провела ногтем по линии его носа, над губами, вокруг глаз. Шулима ускользала из его Формы, он ничего не мог с этим поделать, сейчас она и его заставит рассмеяться.

— А если я сама говорю, что лгу. Это правда или ложь?

— Правда, что говоришь, что лжешь.

— Не шути! Иероним.

— Когда начинаешь так говорить — это еще правда; когда закончишь — станет ложью.

— А если бы ты получил такое вот письмо: «Все, что здесь написано, — ложь».

— Неважно, что там написано. Вот, скажем, я держу в руке яйцо, из коего проклевывается цыпленок. Окажется он петухом или курицей? Этого пока нельзя сказать наверное. Но я говорю уверенно: «Это петух». И пусть он и вправду окажется петушком. Однако — я соврал.

— Следовательно, все решает намерение.

— Всегда. Что такое ложь без лжеца? Случайное слово.

— А истина?

— Точно так же.

— Значит, даже если ты после убедишься, что слова совпадают с действительностью…

— Если они произнесены с намерением обмануть…

— А ложь, сказанная с абсолютным убеждением?

— А откуда ты знаешь, что — ложь, если считаешь ее истиной?

— Узнаю после.

— Но тогда ты уже не сочтешь ее правдой.

— Тогда что же? Одно и то же утверждение один раз может быть истинным, а другой — ложным?

— Знаю, знаю, аристотелевцы побили бы меня камнями. Из меня — слабый софистес. Но правда и ложь всегда зависят от того, кто говорит и кто слушает. Вот ты, например. Кто ты на самом деле? Что бы ты ни сказала сейчас — знаю, что поверю тебе, и это будет правдой.

Она дернула головой, вырвалась из его объятий. Резко подтянув ноги, уселась на груди Иеронима, придавив коленями его предплечья. Сидела, выпрямившись, с руками симметрично лежащими на бедрах, с волосами отброшенными на спину, голова приподнята, смотрела сверху вниз, без улыбки, правая половина лица освещена, левая в тени, правый браслет сияет, левая змея в сумраке, невозмутимая поза царя, жреца, даже грудь почти не приподымается в спокойном дыхании, отчего она столь спокойна, когда она так на него смотрит, вниз, точно на змея, которого вот сейчас придавила, как на то, что ползет в пыли, что недостойно никакого чувства, даже презрения или отвращения, — господин Бербелек именно тогда явственно понял, отчего тот антропард без колебаний пошел под нож эстле Амитаче, в майскую ночь праздничного приема Летиции, почему безвольно лег к ногам Шулимы, красивой, прекраснейшей, и ждал смерти.

— Я родилась в семьсот тринадцатом году После Упадка Рима, — начала она на классическом аттическом греческом, полушепот, полупесня. — В стране пироса и гармонии. Первые двести лет я не ставила стопы на поверхность Земли. Жила в огне; жила под Земли зеленым оком, под ее черным глазом, полумесячный день, полумесячная ночь, все было бо́льшим, воистину бесконечным: время, мир, счастье, молодость, мать. Четыре века в короне моей матери, под ее рукой, да, мой дорогой, ты видишь и эйдолос богини, куда бы я ни отправилась, сколько бы лет ни минуло, ее морфа останется во мне, останется мною. Леес увидела и узнала. Пришла принести клятву — но клятва ее была такова: вечное молчание; она должна была погибнуть. Ибо за меня все еще карают смертью. Я навязала себе другую видимость, хотя и знаю, что физис, увы, наименее важен; если бы могла, маскировалась бы лучше. Но не могу, мать слишком сильна. Она — сильнейшая из людей, которые когда-либо рождались. Прежде чем против нее объединились и изгнали ее, она распростерла свой порядок на большую часть Европы, половину Африки, часть Азии. Объяла бы всю Землю, и это было бы превосходно, все благословили бы ее. Ты прав, я не могу иначе говорить, не могу иначе думать, но — веришь ли ты мне, Иероним?

Он взял ее руку, прижал запястье к губам.

— Я не могу иначе думать.

Она вырвала ладонь.

— Смотри мне в глаза. Я — дочь кратисты Иллеи Коллотропийской, Иллеи Потнии, Иллеи Жестокой, Лунной Ведьмы. Имя мое Шулима Амитаче по отцу, эстлосу Адаму Амитаче, текнитесу псюхе. Я сошла на Землю, чтобы положить конец Искривлению мира.

Семь, восемь, девять — он считал удары сердца; нехорошо.

— И как же я могу принести тебе клятву и выжить?

— Я не хочу, чтобы ты приносил мне клятву!

Она вскочила в столь же внезапном взрыве энергии, что и ранее, спрыгнула с постели, бросаясь к ближайшему окну; когда бы не фейдическая сетка, должно быть, вывалилась бы на балкон, а может, и выбежала бы в сад. Большое ночное насекомое трепетало за сеткой — она ткнула ребром ладони, и насекомое отпало.

Долго успокаивала дыхание и голос.

— Я обещала тебе величайшую битву всех времен. От нее-то ты уже не сбежишь, ты уже ждешь ее. У нас два плана насчет тебя в ней. И какой бы ни осуществился, нам нужен будет не Иероним Бербелек коленопреклоненный, но Иероним Бербелек, что плюет кратистосам в лица. Я хочу такого Иеронима Бербелека.

Перейти на страницу:

Все книги серии Сны разума

Похожие книги

Смерть в пионерском галстуке
Смерть в пионерском галстуке

Пионерский лагерь «Лесной» давно не принимает гостей. Когда-то здесь произошли странные вещи: сначала обнаружили распятую чайку, затем по ночам в лесу начали замечать загадочные костры и, наконец, куда-то стали пропадать вожатые и дети… Обнаружить удалось только ребят – опоенных отравой, у пещеры, о которой ходили страшные легенды. Лагерь закрыли навсегда.Двенадцать лет спустя в «Лесной» забредает отряд туристов: семеро ребят и двое инструкторов. Они находят дневник, где записаны жуткие события прошлого. Сначала эти истории кажутся детскими страшилками, но вскоре становится ясно: с лагерем что-то не так.Группа решает поскорее уйти, но… поздно. 12 лет назад из лагеря исчезли девять человек: двое взрослых и семеро детей. Неужели история повторится вновь?

Екатерина Анатольевна Горбунова , Эльвира Смелик

Фантастика / Триллер / Мистика / Ужасы
От ненависти до любви
От ненависти до любви

У Марии Лазаревой совсем не женская должность – участковый милиционер. Но она легко управляется и с хулиганами, и с серьезными преступниками! Вот только неведомая сила, которая заманивает людей в тайгу, лишает их воли, а потом и жизни, ей неподвластна… По слухам, это происки шамана, охраняющего золотую статую из древнего клада. На его раскопках погибли Машины родители, но бабушка почему-то всегда отмалчивалась, скрывая обстоятельства их смерти. Что же хозяйничает в тайге: мистическая власть шамана или злая воля неизвестных людей? Маша надеется, эту тайну ей поможет раскрыть охотник из Москвы Олег Замятин. В возникшем между ними притяжении тоже немало мистики…

Ирина Александровна Мельникова , Лора Светлова , Наталья Владимировна Маркова , Нина Кислицына , Октавия Белл , Сандра БРАУН

Фантастика / Приключения / Детективы / Остросюжетные любовные романы / Мистика / Прочие Детективы / Романы
Гобелен
Гобелен

Мадлен, преподавательница истории Средних веков в Университете Кана во Франции, ведет тихую размеренную жизнь. Она еще не оправилась от разрыва с любимым, когда внезапно умирает ее мать. От неизбывного горя Мадлен спасает случайно попавший к ней дневник вышивальщицы гобеленов, жившей в середине XI века. Мадлен берется за перевод дневника и погружается в события, интриги, заговоры, царящие при дворе Эдуарда, последнего короля саксов, узнает о запретной любви королевы Эдит и священника.Что это — фальсификация или подлинный дневник? Каким образом он связан с историей всемирно известного гобелена Байе? И какое отношение все это имеет к самой Мадлен? Что ждет ее в Англии? Разгадка тайны гобелена? Новая любовь?

Белва Плейн , Дина Ильинична Рубина , Кайли Фицпатрик , Карен Рэнни , Фиона Макинтош

Детективы / Исторические любовные романы / Современные любовные романы / Современная русская и зарубежная проза / Мистика / Исторические детективы / Романы