Иные песни

С Площади Алтарей и над ущельем открывалась ничем не заслоняемая панорама Амнисоса и темного, бурного моря до самого северного горизонта. Кароскафная рыбацкая лодка как раз проплывала мимо скалистых уступов Дия. Господин Бербелек повернулся к морю спиной и вошел в чащу фиговых деревьев. Вход в Грот Эйлифии был скрыт за самыми старыми деревьями. Неверно было бы говорить о протоптанной тропе — однако и заросшей она не была. Он склонился ко входу в грот, нет ли там огонька, не блеснет ли что во тьме. Пол здесь уходил вниз не слишком резко, потолок, пусть и невысокий, позволял стоять выпрямившись. После сужения у входа пещера переходила в длинную, шириной под двадцать пусов полость, и вот что господин Бербелек увидел, едва лишь пройдя это сужение и оставив за спиной сверкание зимнего дня, — Эйлифия как бы пульсировала мягким красным светом, видимым уже от входа. Кто-то разжег в глубине грота костер.

Спотыкаясь на залитых маслянистыми тенями неровностях, на щебне и скальных обломках, господин Бербелек шел к свечению, минуя сталагмиты, сталактиты и мощные, неохватные сталагнаты, превращенные искусственно либо же естественным образом в фантастические фигуры, каменные сны о людях, зверях, даймонах. Даже в этом слабом, мерцающем пламени он видел бесчисленное количество рисунков и процарапанных изображений, покрывавших поверхность закопченных стен. Под ними валялись тряпки, куски сгнившего дерева, огарки свечей, кажется, даже кости, он заметил и их.

Старик стоял на коленях у маленького костерка, повернувшись к выходу боком. Он не мог не услышать входящего господина Бербелека, но не стал оглядываться. На широкие плечи его — наброшен толстый плащ из невыделанной бедвежьей шкуры. В левой руке старик медленно вращал глиняный кубок. Рядом лежал джутовый мешок.

Господин Бербелек присел по другую сторону костерка. Белые кустистые брови, грубые черты, бледная кожа — старик происходил не из этих мест, скорее, с севера, из ауры Тора. Шею и подбородок его покрывал сложный морфинг, поблескивающий сквозь морщинистую кожу сталью и звериными костьми.

— Благословения от Госпожи Благословений, Потнии Атаны, матери о ста именах, — произнес господин Бербелек на хе койне диалектос.

Старик поднял кубок.

— Под землей обращаешься к Элейфии, — прохрипел он.

— Обращаюсь к тебе, эпистатес.

— Под землей Элейфия слушает.

Господин Бербелек понял, что старик обкурился гашишевым дымом или обпился неким наркотическим напитком; ибо пьяным тот не был. Иероним заглянул ему в глаза, но старик уставился внутрь кубка, тяжелые веки прикрыли синие радужки.

Господин Бербелек взял его за руку, потянул.

— Пойдем, пойдем, уже день, время течет, мы ведь договаривались, разве ты не принес ей клятву, выйди на свежий воздух, ну, нужно идти.

— Да, конец ночи, как я и поклялся. Выпей. — Он ткнул господину Бербелеку в руки кубок с остатками темной жидкости на дне. — А как иначе ты сумеешь их встретить? Нынче так же, как и пять, десять тысяч лет назад. Здесь, именно в этом месте, стоял малый лабиринт, прямая стена, пятикратно изогнутая. Теперь нет и следа. И сколько здесь погребено под ее именем, нет и следа. Но взгляни на скалы. Видишь их? Выходят ночью, когда разожжешь хороший огонь, не слишком большой и не слишком маленький, и выпьешь молоко Маковой Богини. Их морфа дочеловечья: башки зверей на торсах мужчин и женщин, головы человеческие на телах тварей — даймоны из начала мира. Не станешь их приветствовать? Поклонись им. Держи. Пей. Видишь?

Мерцающее пламя прыгало по стенам, сталактитам, сталагмитам, сталагнатам, щебенистым осыпям, один рисунок теней уже почти что-то означает, другой — лишь протяжное бормотание тьмы.

Господин Бербелек рявкнул проклятие, швырнул кубок внутрь пещеры.

— Встань!

Старик вскинул голову; расправил плечи, взглянул на склонившегося к нему над костром господина Бербелека, заморгал. Тени прыгали и по лицу и фигуре Иеронима.

— Да, эстлос.

Они вышли на Площадь Алтарей.

— Куда теперь?

— Туда, эстлос.

— С головой уже все в порядке?

— Да. Прошу прощения. Я — старый человек.

— Погоди, мне нужно забрать мешок.

По склону на северо-восток, а затем снова вверх, поросшим пальмами склоном преморфированной горы (у нее был слишком правильный абрис), и к источнику холодного потока, и между руинами приморской наблюдательной башни, и снова вниз, и по склону вдоль побережья — так вел господина Бербелека лунный контрабандист, старый Нану Агилатила, который, как утверждал, помнил времена короля Атапоса Четырнадцатого, последнего из династии Кафторских Эверитов. Будто устыдившись своего поведения в Эйлифии, старик на всякий случай не позволял господину Бербелеку и слова вставить, продолжая громкий бесконечный рассказ о временах минувших.