Сколиодои Льда — одна огромная снежная буря, беснующийся на нескольких сотнях стадиев белый вихрь, скрывавший землю, лед и то, что на льду. Лунная ладья сошла к самой вершине того вихря, это было почти как столкновение с анайресом, мелкие острые кусочки льда вгрызались в эфирный панцирь «Уркайи»: непрестанное трррррштрукккк, будто чиркали бортами о ледяные рифы; всех внутри ладьи прошивала дрожь. По возвращении в небесную сферу Аурелия вместе с дядей и звездными навигаторами вышла в эфир, чтобы взглянуть на полученные повреждения. Поверхность ураниосового корпуса, обычно гладкая, подобная лику молодой жемчужины, теперь напоминала шлаковую корку, шрам на шраме, куда ни взгляни, к чему ни прикоснись — царапины, щербинки, борозды. Что хуже, столкновение с адинатосовой деморфой оставило след даже на конструкции ладьи, на связности ее меканизмов и на точности вечномакин: то здесь, то там одно-другое мелкое искривление орбиты, увеличение или уменьшение эпицикла, и отклонение тогда накладывалось на отклонение, а искривления нарастали… Омиксос был напуган. Они провели на орбите Земли около недели, меканикосы «Уркайи» терпеливо настраивали эфир ладьи. Аурелия использовала случай, чтобы донастроить свой доспех. Было чем заняться и бортовому медику: почти все дулосы «Подзвездной» страдали после столкновения с Ледяным Сколиодои от разнообразнейших какоморфий: обледеневшие глазные яблоки, тающие ногти и зубы, им не давала покоя постоянная боль в суставах, языки примерзали к нёбу, в конце одна из невольниц умерла; софистес разъял труп, найдя легкие, полные снега, и красную сосульку, проткнувшую сердце. Гегемон Жарник позже решительно отказывался от любых попыток настолько же близко пройтись над местами десанта адинатосов. И не стоило ожидать, что стратегос сумеет его переубедить — или окажется настолько глуп, чтобы отдать такой приказ.
Даже к тем безлюдным островам посреди океаноса «Уркайа» не опускалась ниже, чем на стадий. Антидектес очень хотел сам сойти на берег и взглянуть, как он выразился, на «Сколиодои нерожденную», на «адинатоса нагого и безоружного». Но согласия не получил. Они обошли острова на безопасном расстоянии. Хотя было ли оно воистину безопасным — этого никогда нельзя сказать заранее. Остров, что лежал на десятом западном листе, был обиталищем летающих рыб, гидороаэровые какоморфы носились здесь плотными косяками. Выроившись из подводных лежбищ в рифах, окружавших атолл, с шумом пронзали зеркало вод, порскали золотисто-голубым фонтаном в небо, сотни, тысячи аэрыб, чешуя ослепительно взблескивала под тропическим солнцем, когда косяк наверчивал в небе сложные спирали. Раз повстречал на своей дороге нескольких чаек: трфух! — и от чаек осталось только падающее в море облачко окровавленных перьев. Риттер Жарник сразу поднял «Уркайю» еще на стадий.
Стратегосу и софистесу оставалось только наблюдать за островом сквозь подзорные трубы. Сильный лунный оптикум, смонтированный в голове ладьи, позволял нивелировать расстояние, но это все равно оставался взгляд снаружи, не позволявший проникнуть внутрь Сколиодои, узреть его истинный вид, — они видели лишь внешний хаос, будто мерцание на поверхности океаноса. «Пока не пронзишь ее, не нырнешь и не откроешь глаза под водой, — говорил Антидектес, — не узнаешь правды о жизни в океаносе, ослепленный солнечными отблесками, будешь писать дурацкие исследования о форме волн и образцах пены на них». Антидектес был готов сойти даже в Сколиодои Льда.
Ему хотелось проводить самые разные эксперименты. Еще в Вистулии он купил несколько десятков зверей в деревянных клетках — кур, котов, собак, змей, грызунов — и забрал их с собой на «Уркайю». Аурелия вспомнила, сколько проблем было с их погрузкой с «Ломитучи» на «Уркайю». Оронейгесовый аэростат и лунная ладья встретились в оговоренной точке, в пятидесяти стадиях над крышами Уука. Была темная ночь, огни города — скрыты тучами, блеск Луны в третьей четверти — тоже слаб и бледен. На высотах причитал холодный ветер. Между оронейгесовой башней и эфирным скорпионом натянули дюжину веревок и сетей. В скорпион можно войти только через отверстие в его голове, ангела нацелили прямо на него, коса его сияла холодной синевой, эфир «Подзвездной» горел небесными огнями. Из окон и балконов минарета высовывались оронейцы с фонарями и лампами в руках, ветер гасил пламя — их зажигали снова, — раскачивал корабли, то сближая их, то снова отдаляя, сети натягивались, чтобы тут же глубоко опасть в пропасть света и тьмы между ангелом и скорпионом, а вихрь подхватывал проклятия и тревожные крики тех, кто двигался веревочными лестницами. И один из невольников стратегоса во время пересадки таки свалился с растянутой между кораблями сети и с криком канул в вихревую тьму. Он нес клетку с крысами, и крысы канули вместе с ним. Антидектес ругался, выплевывая проклятия.
Он знал, что «Уркайа» полетит к Сколиодои, и приготовил целый план.