— Это хорошо! — потер я ладони. — Раз танки исправны, то немцы, учитывая их скупердяйство, на металлолом их не пустят. А раз нет прицелов и замков, то и использовать пока не смогут. Значит, надо нам наведаться в эти самые мастерские. Тем более что там же находится склад трофейщиков. А значит, слушайте боевой приказ: Новицкому и Земляному отобрать всех, кто владеет немецким языком, и переодеть в немецкую форму. Экипаж броневика сформирован? Водители на мотоциклы и на машины назначены? — обратился я к Уварову и после его кивка продолжил: — Подготовить технику к маршу. Распределить людей по машинам. Всех танкистов — в кузов грузовика. Оставшиеся под командованием старшего лейтенанта Новицкого выдвигаются к точке сбора в пешем порядке. В бой вступать только в случае обнаружения. Все, за работу!
Пока собирались, не обошлось без скандала. Даже двух. Один из четверых отобранных, знающих немецкий язык, наотрез отказался надевать немецкий мундир. Чуть до драки дело не дошло, пришлось вмешаться.
— Почему вы отказываетесь надевать форму победоносного вермахта, солдат? — спросил я на языке Гете и Вагнера. Сам я щеголял в офицерской форме, позаимствованной у гауптмана-интенданта.
— Потому что я не Ганс какой-нибудь, — последовал ответ на чистом немецком, — а Иван. И я не немецкий, а русский солдат и вражью форму надевать не буду, хоть расстреливайте меня.
— О, я буду звать тебя Йохан. Йохан Вайс. — Я аж заулыбался, вспомнив один из любимых фильмов[70]
. А вот боец набычился и сжал кулаки, готовый броситься. — Я тебе, Йохан, крайне не советую совершать опрометчивые поступки. Скажи лучше, откуда так хорошо владеешь языком?— Я родом из-под Саратова. У нас в поселке почти все жители были из поволжских немцев, так что сызмальства на двух языках научился говорить.
Боец немного расслабился, но все равно смотрел исподлобья.
— А скажи-ка мне, русский солдат, — продолжил я уже по-русски, — в каком подразделении ты сейчас несешь службу? Ну, отвечай!
— В отряде специального назначения, — буркнул боец, все еще не понимая, к чему я клоню.
— Во-о-от! В спецназе! — Я поднял кверху указательный палец для важности момента. — А в спецназе не важно, какая на тебе форма. Главное, что ты остался верен Присяге, Родине, народу. Мы воюем не на передовой, а в тылу. И в тылу вражеском. А значит, нас численно меньше, чем врагов. И поэтому мы идем на различные военные хитрости, чтобы победить и уничтожить врага. А для этого, если потребуется, хоть чертями переоденемся, но доберемся до горла тех, кто пришел с оружием на нашу землю. Так что переодевайся, боец, и помни: главное — это то, что у тебя в сердце, какое у тебя содержание, а форма — это все второстепенное.
Полцарства отдам за хорошего вменяемого политрука. Пусть он им мозги вправляет после того, как ему их вправлю я.
Второй скандал был едва ли не более серьезным, чем первый. Наш повар заставил бойцов из наряда прицепить к грузовику полевую кухню и категорически отказывался отцеплять ее. Так и стоял рядом с ней с винтовкой наперевес. Увидев меня, он заголосил:
— Товарищ командир! Да разве ж так можно, такую кухню бросать?! А как потом бойцов кормить? Ее же не на себе потащим, а машина повезет. Ну так и пусть везет. А я уже и воду кипятить поставил.
Из трубы и правда шел небольшой дымок. На все увещевания и уверения, что мы кухню спрячем, а потом за ней вернемся, повар отвечал одно: «Не дам!» В конце концов я махнул на это рукой. Черт с ней, с этой кухней. Пусть будет. Может, и правда пригодится еще, хотя бы как маскировка. Ну кто подумает, что в кузове грузовика, к которому прицеплена дымящаяся полевая кухня, едут русские диверсанты.
Уже после команды на посадку увидел романтическую сцену: бывший ротмистр Домнин, он же снайпер-крупнокалиберщик Гризли, нежно держал за руки доктора Наталью и что-то тихонько ей говорил. Похоже, мужика окончательно отпустило после гибели дочери. Что же, совет им да любовь. Наталья со Светланой, кстати, с нами не едут. Они уходят пешком с основной частью отряда.
Выдвинулись в следующем порядке: впереди в головном дозоре ехали два мотоцикла, одиночка и с коляской с установленным в ней пулеметом, затем шел броневик, за ним — «кюбельванген» со мной, вальяжно развалившимся на заднем сиденье. С «кюбеля» сняли тент и опустили лобовое стекло, которое мало того что было пробито пулей, так еще и изрядно побилось, когда машина перевернулась. За «кюбелем» ехал грузовик с дымящейся кухней, а замыкал колонну еще один мотоцикл с коляской.
И, похоже, наша маскировка сработала, во всяком случае попадавшиеся по дороге немцы на нас внимания не обращали. Так проехали километров восемь по лесной дороге, когда едущий впереди мотоцикл-одиночка вдруг резко развернулся и помчался в нашу сторону. С броневика подали команду «стоп», и колонна встала.
— Товарищ командир, там, впереди, в деревне немцы и полицаи. Ходят по домам, жителей никого не видно.