Иоанн Евангелие. Популярный комментарий

И все знамения указывают на Иисуса как на истинного пасхального агнца. В тот самый час, когда в Храме приносили в жертву ягнят (Иоанн настаивает на том, что все события происходят на Пасху, и таким образом при сопоставлении его отчета с другими Евангелиями возникает очередная загадка, однако здесь не место обсуждать ее), Иисус, истинный пасхальный агнец, берет на себя грехи мира. Пасхальный ритуал запрещал ломать кости жертвенного агнца (Исх 12:46; Числ 9:12).

С другой стороны (а Иоанн, как всегда, объединяет две и больше тем), Иисус умирает как истинный Мессия, приняв на себя боль и стыд Израиля и всего мира «Воззрят на Того, Которого пронзили» — темное пророчество Захарии (12:10), где для нас загадочно, а для эпохи Иисуса вполне явно речь шла о временах великого страдания и горя, которые наступят для Иерусалима, покуда Бог не дарует избавление, искупление и спасение. Согласно этому пророчеству, после нанесения раны и после скорби должен был открыться источник для дома Давидова и для народа Израиля, и воды этого источника должны были очистить всех от нечистоты и греха (Зах 13:1).

Этот смысл вполне уместен и для Иоанна. Таков еще один смысл воды и крови — истинная смерть, несущая истинное избавление от греха.

ИОАНН 19:38–42. Погребение Иисуса

³⁸После сего Иосиф из Аримафеи — ученик Иисуса, но тайный из страха от Иудеев, — просил Пилата, чтобы снять тело Иисуса; и Пилат позволил. Он пошел и снял тело Иисуса.³⁹Пришел также и Никодим, — приходивший прежде к Иисусу ночью, — и принес состав из смирны и алоя, литр около ста.⁴⁰

Итак они взяли тело Иисуса и обвили его пеленами с благовониями, как обыкновенно погребают Иудеи.⁴¹На том месте, где Он распят, был сад, и в саду гробница новая, в которой еще никто не был положен.⁴²

Там положили Иисуса ради пятницы Иудейской, потому что гробница была близко.

Верблюда звали Михаэль. Он и его хозяин терпеливо дожидались у стен Иерусалима. Дневная экскурсия завершилась, и в группе нашлась женщина, хотевшая посмотреть что–нибудь еще. Вместе с ней я отправился на переговоры с владельцем верблюда, одним из множества арабов, что крутятся возле священной столицы в надежде заработать на пропитание. Не успели мы опомниться, как он подтолкнул нас обоих вверх и усадил между горбами верблюда, после чего похлопал свою скотинку по плечу и крикнул: «Аллилуйя»

Верблюд, до тех пор смирно лежавший на земле, поднялся, повернул морду назад, чтобы понять, почему ноша оказалась такой тяжелой, но хозяин уже потянул его за узду и повел вниз по улице. На каждом шагу он снова и снова выкрикивал «аллилуйя» (совсем другие восклицания вертелись у нас на языке, когда мы качались из стороны в сторону, в ужасе цепляясь за седло). Мы добрались до конца улицы, развернулись и возвратились к тому месту, с которого отправились в путь. Под очередное «аллилуйя» верблюд снова лег, и мы сползли с его спины.

— Почему ты все время кричишь «аллилуйя? — спросил я владельца, расплачиваясь за прогулку.

Он прижал губы к моему уху и шепнул мне:

— Потому что я люблю Иисуса.

Внезапно меня откинуло в первое столетие нашей эры. «Тайный от страха иудеев», от страха перед недоброжелательством евреев, перед враждебностью собственных сородичей, воинственных и непримиримых мусульман. Теплая волна узнавания накатила на меня, я крепко сжал руку этого тайного христианина и вложил в нее еще несколько шекелей. Его верблюд, его аллилуйя — единственно доступный для него способ славить Иисуса под стенами Иерусалима…

На это же место, под стены Иерусалима, пришли Иосиф с Никодимом, принесли все, что могли отдать Иисусу. Сто «фунтов» дорогих благовоний, примерно 80 фунтов или тридцать с небольшим килограммов, если пересчитывать на современные меры. В сто раз больше, чем потратила Мария, когда умастила Иисуса в Вифании (12:30, а ведь тогда ученики возмущались лишними расходами. Такое количество (и, добавим, такие роскошные благовония) требовалось для похорон царя. Вероятно, так и понимали ситуацию Иосиф и Никодим: они бы подписались под словами «царь Иудейский», которые Пилат приказал надписать над головой распятого, но для них это не было насмешкой. Если у Израиля когда–либо имелся настоящий царь, это был Он — и никто другой.