Иоанн Грозный (СИ)

         Темными степными ночами подкрадываются к растянувшейся колонне двуногие хищники. Ногаи, черкесы и авары хотят урвать кусок человеческого пирога. Бросив под Москвой Девлета, уведя своих рабов в места надежные, на рынок в Кафе, они успели обернуться для ограбления грабителей, недавних и будущих союзников. Под пологом ночи ползут к стоянкам крымцев разведчики, зажали кривые ножи меж  частыми зубами. Кинжал уже в руке, обрезаны ремни, коими связаны невольники. Стремительно сменен владелец. Кинувшийся караул перебит. Ранена, пострадала в схватке и добыча. Разгорается ночной бой, делят кость дармоеды. Наутро оставят крымчаки на дороге рабов, в суматохе убитых, расползутся  покалеченные. Куда? Ленивым холодным взглядом окинут  жалобно взывающих жертв, спешащие степняки. Четвероногие и пернатые доедят, доклюют.

         Минули шесть каменных башен-стражей Перекопа. Проехали степь. Спустились по серпантину округ красных Крымских гор. За поставленными вдоль  синего моря круглыми юртами выросли каменные цветки юго-татарской цивилизации. Здесь устремились в пронзительное синее небо белые мечети с нитями минаретов. Умелые мастера  Сирии и Аравии вырезали завитки арок, сложили изящные,  станом девушки, фонтаны. Невольники златого полуострова ткут роскошные ковры, шьют пышные одежды. Культура, равная Стамбулу, проявилась величием и блеском северного Востока. Кочевники брались за земледелие, строили сами и заставляли пленников строить корабли, ковали оружие, обзаводились завезенными пушками и ружьями. В медресе по сурам Корана учились грамоте, впитывали общечеловеческую мудрость. Суд шариата упорядочил столкновения интересов… Поздно Трехсотлетнее паразитство на Руси отравило зачатки созидания. Подпитываясь летними набегами, кормившими год, если не жизнь, привыкли потреблять, ленились производить, снисходили торговать и обменивать.

         Мурза Утемиш - просвещенный человек. Он не претендовал наследовать крымский трон после стареющего Девлета, но стремился жить  в удобствах удовольствий, не уступающих ханским. Мурза сразу обратил внимание на сестер Ананьиных. Они достались великим трудом, после кровопролитной битвы, значит, среди московитов имели особую цену. Утемиш предположил, не царского ли они гарема, слух о пребывании которого в Кремле витал в воздухе. Допрос Якова Грязного,  Утемиш своей рукой хлестал его плеткой и батогами, сек розгами,  не прояснил истины. Яков молчал, готовясь умереть за любимую. Утемиш повалил пленника на землю, бил сапогом, не умертвляя. Яков был не мускулист, да жилист. Зубы  были целы. За такого можно получить хорошую цену.

         Утемиш - знаток наслаждений приказал привести  в походную палатку Дарью. Начав с младшей сестры, он рассчитывал шаг за шагом подниматься по лестнице утех. От неоформившихся сладостей к расцветшим. Дарья не подпускала, дралась, кусалась. Мурза не ощущал особого возбуждения, только неудобно было пред слугами. Утемиш распорядился распять ноги девицы на деревянном козле, где растягивали седла. Дарью держали четверо нукеров. Девушка извивалась, сыпала проклятьями, сменяя их мольбами к Богу и бесполезно - великодушию человека. Мурза вялым членом водил по нераспустившимся девичьим прелестям. Пальцем он проколол то, что девица больше всего берегла.

         Дарья вздрогнула, затихла. На милом бледном лице ее появилось выражение глухой окаменелости, некоего тайно принятого решения. Далее ее уже ничего не трогало. Отданная нукерам, она закрыла глаза. Жадные плотоядные очи, слюнявые губы толкались подле нежных персей, узкого с ямочкой подбородка. Бесчувственную, несопротивляющуюся ее поднимали на бедра, совершали ритмичные движения, подсказанные инстинктом. Дарья не отзывалась. Первый нукер пробудил в ней едва замеченное за стыдом чувство едкого раздражения. Она приняла его гордым неподдающимся зашоренным разумом, превратилась в тупую куклу с разодранным,  кровяным месячинами влагалищем. Утомившись, слив семя, нукеры бросили Дарью в телегу обоза. Она лежала, видя низ лица через щель прикрытых век, облизывая спекшиеся губы.

         Наутро Дарью нашли повешенной на кушаке платья, зацепленного за оглоблю. Она сидела, склонив на острое плечо голову, окончательно ничего не чувствуя. Узнав о гибели Дарьи, мурза расстроился. Он подумывал  включить ее в свой гарем или подарить другу. Ни того, ни другого он не мог сделать, не попробовав плод. Друг оскорбился бы, он сам обманулся бы, наткнувшись на бесстрастие жены. Впрочем, он не определил, была ли страстна покойница.