Иоанн Грозный (СИ)

         Красив город Стамбул. Извилистым каналом пробираются корабли с человеческим грузом мимо утесов, где рокочут воды Босфора. Заградительные цепи подняты, и суда входят в бухту Золотого рога. Позади река,  рукавами изливающаяся в море, впереди – набережная, которые ощетинились баркасными сходнями. Величественно встает мечеть Ай-София,  главный  Православный храм бывшего Константинополя. По-над древними форумами, цирками, ипподромом и акрополем струится запах кус-куса и плова. Узкие улочки, прижатые пристройками к античным зданиям, густеют ароматом жареной баранины, голова кружится от благовоний восточных специй.  Кричит муэдзин, его крик растворяется в разноголосице пестрой толпы.  С саблями на плечо в высоких тюрбанах, шальварах, выглядывающих из-под белых рубах, связанных под ногами, идут мамелюки,  верные египетские слуги османского султана. Широка империя  Селима, достойного сына Сулеймана Великолепного, Кануни, или Законодателя. Распростерлись крыла Корана от Италии и предместий Вены в Сирию, знойную Аравию, по Африке до Марокко.

         Пройдя в Медину через лабиринт лавок, где лежат вязанки финиковых и других пальм, используемых  для смягчения ложа,  для украшения жилищ и на топку,  развешаны роскошные ручной работы ковры, разложены горы всевозможной чеканки, мужской и женской одежды, где яркие атласные кафтаны и шелковые халаты перемежаются с усыпанными бисером, расшитыми цветными нитями сари, непроницаемыми паранджами и платками черными, оказываешься пред грандиозным дворцом  султана. Сюда едва доносятся крики рыночных зазывал. В тишине и покое вьются галереи, переплетаются крутые арки, паутина решеток, путаница китайских ширм скрывает замыслы и интриги дивана, собрания визирей, высших чиновников, имамов, кадиев. Под загнутой крышей в стороне гарем султана. Вязь сцепленных колец на стрельчатых окнах, высокая ограда вдоль прогулочного дворика на крыше,  скрывают перси и ланиты допущенных к высочайшим чреслам..

         Пленников мимо, ибо их  показывают высшей знати как имеющим право первой покупки. Мимо мечетей, мастерских и рынков несчастных подталкивают под навес общего торга. Тут идет высокорентабельный товар, важнейший в экономике империи. Там, где разыгрывались пышные церковные праздники, и поныне  торчат осыпающиеся колонны, откуда низвергли статуи византийских императоров, теперь крик, плач, галдеж. Разлучают дочерей с матерьми, сестер с братьями, отцов с сыновьями. Воинские наборщики поднимают цену, набирая крепышей в полки. Чревоугодник ищет повара, любитель тенистой неги – садовника, поклонники наслаждений – красивых слуг и носильщиков паланкинов. Пленников спрашивают, рулит звонкая монета и вексельные обязательства. Венецианские и ломбардские покупатели в бархате и шелке, беретах с перьями  пестрыми группами стоят по периметру. Именно изощренные европейцы - основные распространители рабов в Леванте. Они не прогадают в цене  наложниц и сельских колоном. От Тахо до Вислы стыдливый феодализм прикажет рабам вертеть мельничные жернова, с рук на руки кидать кирпич  христианских храмов. Выполнять всю грязную непрофессиональную работу. На запреты гуманных правительств откликнутся работорговцы экспортом в Америку.

         Ефросинья Ананьина, не способная укрыть природную привлекательность, кою не умаляло отчаяние, была куплена в первый же день. Потом она была еще раз продана, куплена и перепродана. Навсегда запомнился вечер новины в Стамбуле. Ефросинья лицезрела золотые полумесяцы над остовами крестов Святой Софии. Пурпурный закат набрасывал рыхлое марево на плоскости крыш неуемного город. В порту вереница причаливших кораблей спускала паруса, как одежды новобрачной. Одна-другая галеры повернулись и бежали в мрачнеющую даль. Ефросинья прозревала: на том корабле – Яков. Несчастья обострили чувство. Она любила его. Единственный! Навечно!