Иоанн Грозный (СИ)

         Каменный цветок Бахчисарая скатился с  карих Крымских гор. Кочевники усердно расстроились, позаимствовав архитектурные пристрастия в арабском мире, но прежде - в Турции. Помимо дворца хана и домов знати, высились крытые общественные здания шариатского суда и Гиреевой администрации, рынок, бани,  оружейные мастерские. Степная цивилизация подтягивалась к европейской. Извилистая  дорога бежала из Бахчисарая через горы к морю. Вот гавань, верфь, качаются суда, парусные, гребные и смешанные. Значительно далее города простерся рабский рынок.

         Яков никогда не видал южного моря. Он поражался, как и столкнувшись с морем северным, но удивления разнились. Двухлетней давности изумление было изумлением большей свободы, нынешнее – полного рабства. Жизненная цепь, на которой  сидел служилый пес государя, была укорочена донельзя, потому не радовало Якова ни синее море с шумом волн по гальке, ни теплое дыхание вод, не развлекала невинная чистота оперенья чаек, качавшихся на бесстрастных гребнях. Не бывает живущий на земле свободен, кто-то да что-то принижает его. Вопиющее рабство умножает уныние.

         На невольничьем рынке, куда приводили пленников, кого - из деревянных  сараев с подножной соломой для спанья, кого - из-под растворенного  неба, их заставляли всходить  на  возвышение. Неспешно шел аукцион. Люди Востока любят торг. Человеческому товару мяли мышцы, заглядывали в рот, опытно оценивали долговечность. Девкам лезли под сарафаны. Купленных пятнали зеленой басмой, уводили на сторону. Подпорченных переходом, неликвидных эвтанизировали. Рассеченные тела сбрасывали на кромку прибоя, ожидая, что ночная буря скормит  рыбам. Крики отверженных не добавляли проданным оптимизма.

         Якова сбыли в  триерные гребцы. Парусный крымский флот при штиле нуждался в веслах. Ефросинья  наскучила Утемишу. Больно была неласкова,  горевала и печалилась. Мурзе нравились смехушки-веселушки с Украины, или Окраины, как стали называть  коренные русские земли. Птичка в неволе обязана еще и петь, славить хозяина. Горестную Ефросинью Утемиш продал посреднику, бравшему девиц для Стамбула. Вместе с другим товаром для утех Ефросинью повезли за море. Она плыла на корабле, где греб Яков.

         Он слышал, что везут рабынь на продажу. Нуреки ховали их от гребцов, стерегли, как бы кто из славян не признал дочь, сестру, знакомую, не  набросился в бесполезном бунте на  тюремщиков. Девушек выводили из трюма гулять по ночам, приходилось заботиться о свежем цвете лица, поднимавшем торговую цену. В одну из лунных ночей дул попутный ветер. Гребцам разрешили не грести. Нераскованные, они дремали на лавках.  Яков сидел в верхнем ряду. Грести ему приходилось наиболее тяжко, ибо весло было длиннее, чем в двух нижних ярусах. Вечером он подцепил веслом сосновую ветку и сейчас, в отличие от товарищей-гребцов, бодрствуя, гнетущим взглядом впивался в пушистые иголки на рыжей лапе. Сосновая ветка виделась ему  даром небес, памятью о далекой родине, будто не росли сосны в Турции и в Крыму, с берега которого, скорей всего, она и сорвалась в воду.

         Яков услышал мягкие шаги охранников на верхней палубе, потом – легкую поступь девушек. Некоторые невесело шептали, другие, напротив, довольно бойко перешучивались с нукерами, заигрывавшими. Ефросинья по-прежнему была печальна. Она не свыкалась с неволей. Наклонив русую головку с заброшенной на плечо  до пояса косой, она глядела на лунную дорожку, протянувшуюся через черные волны. Слезы струились по щекам девы, с нелюбимым по жалости и слабости характера венчанной, любимому неотданной, теперь окончательно загрязненной. Бес искушал Ефросинью перекинуться   в волны, найти в небытии измученной душе  успокоение. Вдруг приметила она серую тень, скользнувшую по борту судна. Валко вздымалось весло. На лопасти, будто приклеенная, лежала крошечная сосновая веточка. Ефросинья схватила мокрую ветвь, прижала к груди. Не было ей дороже подарка. Щемящее чувство подсказало, кто протянул ветку. Плечи Ефросиньи сотряслись от болезненного рыдания. Ефросинья отошла от борта, не разглядев в темноте Якова, но сердцем уверенная в его присутствии. Вместе со всеми побежала в трюм.  Яков слышал стук ступней Ефросиньи по перекладинам лестницы и хотел длить звук, отложить надолго.