Баторий оторвался от турецкого посла. В атласном тюрбане, алом кафтане тот склонился перед Стефаном. Поклонившись и иезуитам, оттоманская делегация продолжила передавать приветствия от Селима II: «Ежели султан и Баторий захотят действовать единодушно, то победят Вселенную!» Поссевин с ходу подумал, что миссия его обречена на неудачу. При стольких силах короля надо стать глупцом, чтобы отказаться от взятия важного русского города.
Читая в глазах и подкрепляя благотворное мнение иноземных представителей, Баторий вместо пира угостил их смотринами разноплеменного войска. Стряхнувшие хмель всадники пронеслись перед послами на борзых конях с парчовыми попонами, начищенной до блеска упряжью. Ловкачи свисали с коней, залезали им под брюхо, ловко вскакивали в седло с другой стороны. Блистали палаши и сабли. Головки свеклы и тыквы, насаженные на прутья, разлетались от лихого удара. Свекла брызгала, так будет брызгать русская кровь. Баторий хлестал себя прутом по голенищу, взмахивал рукой, веля конниками становиться в круги: два десятка глядят в одну сторону, два десятка – в другую, не теряя строя. Августовское солнце играло в позументах, меховая опушка доломанов и пугающие перья размашистых крыльев сзади гусар и драгун багрилось закатным отсветом.
В завершение дрались пикейщики, являли образцы наступления, уверток, отражения ударов. Их сменили пушкари. Выкатили великолепные пушки, каждая – игрушка на выкрашенном в мышиный цвет лафете. Ловко зарядили орудия и пальнули по городу навесным огнем каленых ядер. Покрытые легкой к воспламенению капсулой ядра краснели в полете, разрывались в осколки, задевая препятствия, иногда - в воздухе. Разноцветные брызги смертоносного пламени висели зонтами над городом, закрывали крышкой, откуда не улизнешь.
Необычный гром послышался в городе. Он вырос из гула колоколов и приближался, выкидываясь за стены. Тысячи человеческих фигур, усеявших пространства меж белыми зубцами, хорошо читались на розовом фоне неба, среди дождя рвавшихся ядер. Не обращая внимания на опасность, псковичи указывали на вечерний туман, стелившийся по-над рекой Великой. Иноземцы прекратили упражнения, привстали на стременах. Приказал поднять себя на плечах Баторий. Он смотрел в туман в зрительную трубку. Слышал, как русские запели торжествующий гимн, и не понимал их воодушевления. Матери вздымали над головами младенцев и указывали на реку. Там, едва касаясь стопами морщинистых вод, плыла на спасенье городу русская Богородица. Величественную фигуру ее с Младенцем на руках узрели в тот день многие, но не Баторий, никто - из врагов. Белые стены Пскова защитным покровом одевала молитва стара и мала: «Богородице дева – верую. Пресвятая Мария, Господь с тобою. Благословенна ты еси в женах, и благословен плод чрева твоего…» Покров Богородицы кольчугой подлезал под колпак осады. Лишенный свободы московским царями гордый Псков не желал склоняться перед не устававшим подавать надежды на великодушие противником. Как не обещали польские глашатаи городу былой вечевой независимости, собственного суда, наилегчайших налогов, он не желал отпадать от Руси. Был ли Псков смел или устал, только он стоял на смерть. И дело было не в воеводах Шуйских, везде выставлявших стражи и ловивших подстрекателей.
В сих скорбных для России обстоятельствах, Иоанн обрел воодушевление, когда обернулось на восток бросившее Ливонию казачество. То послушные, то нет, склонные к выгоде, при задетой гордости, легко действующие в ущерб себе, казаки первоначально уехали в курени, не найдя в болотах Эстонии ни победы, ни грабежей. Вновь застонали верховья Дона, среднее и нижнее течение Волги от дани, налагаемой казаками на проезжих персидских, иверских, бухарских, армянских, турецких купцов, несколько раз грабилась и казна в городах, ставившихся на рубеже лесостепи. Стольник Иван Мурашкин ходил с сильным войском на рассеяние. Многих казаков схватил и казнил за дело. Другие спаслись, ехали в лысые степи и пустыни, злодействовали по дорогам, на перевозах. Сменили Орду и угрожали ее остаткам. Взяли столицу ногайскую – Сарайчик. Казаки не оставили там камня на камне, раскопали даже могилы, раздевая мертвецов. К числу буйнейших атаманов относились Герман (Ермак) Тимофеевич, Иван Кольцо, Яков Михайлов, Никита Пан, Матвей Мещеряк. Сих разбойников подсказали нанять купцам Строгановы на оборону Великой Перми от сибиряков, потом - на завоевание Сибири. Хан Кучюм, мнивший собрать в Сибирском ханстве разрозненный улус Джагатая, или Белую орду, не первый год слал Иоанну ежегодные подарки, объявляя себя царским вассалом. Строгановы, мысля за Иоанна, пожелали полного подчинения восточного султаната.