Иоанн Грозный (СИ)

         Иоанн выбил из каменного пола искры посохом. Приказал Годунову немедленно привести главу московских ученых астролога  Бомелия. Астролог вошел сдержанною походкой. Он был в черном бархатном камзоле с полами в захлест, высокий гофрированный воротник облегал морщинистое тюленье горло. Бомелий  сдал телесно. Обильная седина лезла из-под берета. Глаза провалились под нависшие надбровья. Мученическая сардоническая складка исказила углы алого рта. Тайный недуг или ущемленное самомнение точили.

         Царь слушал витиеватое энергичное приветствие с нетерпением расшалившегося ребенка. Потребовал определить по звездам ближайший великий праздник и встретить его с шумом. Бомелий поклонился. Он чувствовал радостную вину: государь не умер в назначенный ему небесами 1575 год. На то время Иоанн назначил на год царем России касимовского  правителя Симеона Бекбулатовича. Избегнув  трюком судьбы, государь всякий раз сиял при виде Бомелия. Что же скончался русский царь в назначенный  год?! Даже заступивший Симеон до сих пор здравствует!

         Бомелий  прочитал желание царя, однако твердо молвил, что не знает ближайшего значительного праздника. Праздник был нужен! Иоанн не просто ударил, треснул клюкой об пол. Из палат митрополита пригнали клир. Митрополит тревожно вращал глазами. Царь подошел  под благословение. Антоний смешался и, перекрестив, сам поцеловал государю руку. Иоанн потребовал праздника. В подвале сгущалась тишина. Только пауки под сводами ткали. Спокойным держался Географус, заваривший кашу.  Митрополит Антоний, ослабевший, обонявший кончину, просил подсказки у советников. Иереи молчали. Тогда открыл рот голландец. Он «вспомнил», что по  некоторым русским выкладкам в ближайший месяц  может исполниться полторы тысячи лет, как Прус, брат Августа Цезаря, изошел с берегов Дуная, где стоял, охраняя от варваров рубежи империи, на север в Германию, дабы поддержать усилия своего племянника Германика, покорявшего сию страну, получившую от него свое прозвание. Германик скончался от заражения крови, после неудачного падении с коня. Прус же отомстив алеманам за разгром легионов Вара, удалился на остров Рюген, там до сих пор  руины славянских капищ, потом  приплыл в Русь. Прусы переименовались руссами, пошел род Рюриков. «Вот лепит!» - профессионально оценил исторический  подвиг Бомелия Географус. Астролог стоял с непроницаемым лицом. Царь верил и не верил, чуял подвох и колебался. Желание, чтобы было  именно так, победило. Иоанн набросился на попов с упреками: иноземец знаком с нашей былью лучше вас!

         И вот Географус получил самый большой заказ своей жизни. Он не смел благодарить Бомелия, ибо подобным поступком косвенно признал бы торжество фантазии в его громком заявлении. Клир уходил задетый. Выходка голландца смеялась над косностью  тоже бесстыдного национального ума. Архиереи шептались Никто не сомневался более: астролог – воплощенное зло. Молили о явлении Георгия Победоносца, отправившего бы негодяя в ад. Безучастно влекся митрополит. Скоро воссядет он одесную Отца, и никто не принудит его вести вокруг аналоя в очередной раз женящегося царя или подобного ему двойника-сына.  Антоний кряхтел и провалился в небытие: женитьбы царя – еще меньшее из вин.

         Годунов ввел в подвал еще одного, мелкого, персонажа государева дня. Это был Матвей Грязной. С подламывавшимися ногами, бледный, как полотно, он боялся глаз поднять и на государя, и на сундуки с золотом и камнями, подкреплявшие верховную власть. Не кровь ли с лимфой, выбитые нагайками татарских баскаков сочились в лучах алых, синих, зеленых?  Матвей  дрожал, признавал: жизнь  в дланях Иоанна. Истеричный смех подкатывался к горлу. Матвей испытывал странное желание броситься на царя, задушив повелителя. Внезапно его робкий взгляд столкнулся с черным сиянием глаз государя. Матвей увидел:  цвет вынужден донельзя расширенными зрачками.  Всечасный страх Иоанна превосходил чей-либо. В состоянии ужаса Иоанн совершал самые смелые поступки, ставил наидерзайшие задания. Подобное ожидало Матвея.

         Годунов спокойно изложил, как Матвей мнимо перебежал при Молодях к хану, подложным письмом принудил того принять за разумное отступление. Иоанн думал. Он не доверял перебежчикам. Сейчас положительная трактовка поступка Матвея вместе с тягостями плена играли ему на руку, и царь спрашивал про отца, после выкупа не доехавшего до  столицы. Матвей ничего о батяне не слышал, сам до вызова Годуновым ховался в новгородском имении, доставшемся по наследству деда Костки.

- Поверят ли ему изменники? – спросил государь.

- Должны поверить, - отвечал Годунов.