Йога, смерть и учение Карлоса Кастанеды

Всё это значит, конечно, что надо жить безупречной жизнью и делать лучшее, что можешь. А мы ленивы и не любим думать, а потому находим лёгкие способы повысить интенсивность своих переживаний. Мы позволяем обстоятельствам управлять нашим слабым сознанием. А они услужливо и регулярно дают нам почувствовать, что «я теперь не Бальзаминов, я кто-нибудь другой!»

Телевизор (пассивное созерцание чужой жизни), курорт (нет семейных и рабочих связей), поезд (случайные попутчики), ночь (не видно лиц), Интернет (полное инкогнито) – это тоже отдельные миры. Они, как и сон, дают нам временную свободу от груза несделанного. И эта свобода часто становится свободой, о которой сказано в анекдоте: «девушка 90x60x90 ищет приключения на последние 90».

Однако раньше или позже наше «старое я» просыпается. И оказывается, что никаких двух судеб, двух личностей и двух независимых наборов чувств нет. И так же неожиданно, как и явились, уходят чувства к случайной знакомой на курорте, исчезает возбуждение от секса с женщиной, которую видишь в первый и последний раз в купе поезда или с которой ты познакомился по Интернету, гаснет ажиотаж от движущихся картинок на экране.

Порой женщины, обнаруживающие, что мужчина, с которым они встречались, вдруг охладел к ним без видимых на то причин, говорят: «Ну, он что-то там себе выдумал…» Они правы, он выдумал, но не свои чувства – это-то как раз реальная часть происходящего. Он выдумал другого себя.

Расщепление личности, которое стало нормой, даёт всплеск интенсивности переживания жизни. Однако, пользуясь им, мы нагружаем себя дополнительным грузом несделанного, берём пятый кредит к тем четырём, что уже висят на нас. И погружаемся глубже в болото. Повседневная интенсивность нашей жизни отныне будет ниже, чем до всплеска, вызванного расщеплением. Мы ищем дешёвый способ достичь жизни вечной, но находим только старую пословицу – «скупой платит дважды».

Мы кидаем в костёр топливо из непополняемого запаса. Так бывает, кстати, с теми, кто любит пить много кофе. Напиток даёт им всплеск активности, однако, злоупотребляя эффектом, они обнаруживают, что через 20 минут после чашечки капучино им стало хуже, чем до неё. Мир вокруг нас не ограничен привычными рамками, но все миры, включая и тот, в которым вы читаете эти строки, созданы нашей верой в них. Мы – творцы, которые не творят ничего. И, живя так, как мы все живём, – в отделенных друг от друга психологических и физических мирах (на работе мы одни, дома – другие, с друзьями – третьи), – мы готовимся к неизбежной шизофрении.

Пространство и время

Точка сборки склонна двигаться по определённому маршруту. Мы попали в привилегированный момент жизни, который должен продвинуть её на следующий шаг. Но, испугавшись, остались на старой станции. И в энергетическом теле появилась автономная часть – осколок, отгороженный от остального кокона плотиной несделанного.

Это формальное описание процесса, в которой мы втянуты. А что же можно сказать о его содержательной стороне? Обратимся за помощью к Мерабу Мамардашвили и его лекциям о романе Марселя Пруста «В поисках утраченного времени».

Мераб Константинович называет привилегированный момент ударом истины, а след, оставшийся в нас от этого момента, –

впечатлением. Он замечает, что человек в своей повседневной жизни не занимается реализацией своих впечатлений, не пытается сбросить с себя груз несделанного. Хотя его впечатления, его несделанное прямо здесь с ним в каждый миг жизни, человек всегда занят чем-то другим. И в его жизни вырастает экран, скрывающий впечатления, которые словно бы «уходят вбок от своей прямой линии»[40]

, то есть от своего подлинного смысла.

Из-за этого экрана мы начинаем путать смыслы явлений. Над нами нависает угроза, а мы говорим себе: «Ну ничего, это мне только кажется, всё обойдётся, рассосётся, само пройдёт». Нам кажется, что некто на нас злится, а на самом деле он устал или растерян. Мы считаем кого-то добрым и к нам расположенным, а на самом деле он в хорошем настроении от того, что недавно вкусно поел.

Мамардашвили, разъясняя роман Пруста, говорит, что впечатления нельзя наблюдать напрямую (то есть так, как мы глазами наблюдаем объекты мира или, пользуясь воображением, представляем себе что-то). Однако вернуться к подлинному смыслу впечатления, которое ушло вбок от прямой линии, вполне возможно. Для этого видимые вещи, к примеру выражения человеческих лиц или интонации собеседников

«должны быть переведены и иногда прочтены обратным чтением и с трудом расшифрованы»[41].

Вернуть нас в лоно смыслов, стоящих за явлениями видимого мира, способно творчество. Причём под творчеством он понимает какой-то