Ироническая проза. Ч. 1

На этом, эта пара мародёров не успокоилась: один из них напечатал на машинке Требование — а другой с этим Требованием отправился в расположенный неподалёку магазин граммпластинок «Нота» — и притащил оттуда целую кучу «неликвида»: пластинки с выступлениями «дорогого Леонида Ильича», с песнями про Малую Землю-Целину-Возрождение… Эти пластинки они начали гонять по заводскому радио — и, к слову, пластинки с выступлениями Брежнева гоняли не на скорости 33 оборота в минуту, а на сорока пяти оборотах. Эффект получался ошеломляющий: на бОльшей скорости, речь Брежнева становилась более внятной, да и текст лучше воспринимался — но у слушающих возникало впечатление, что это не Брежнев, а какой-то ужравшийся в хлам парторг читает доклад о текущем моменте…

Под эту фонограмму весельчаки пошли по цехам. С тетрадочкой и ручкой. Подходили к работягам, долго смотрели — а потом резко спрашивали:

- Фамилия? Тэк-с, Иванов, значит?… А не ты ли тут в июне за Ельцина громче всех агитировал?… Не ты, говоришь?… Ну, всё равно, запишем… — и рисовали в тетрадке какой-то каракуль.

Ближе к обеду, эти два идиота умудрились запугать целый завод: конечно же, они обошли далеко не все цеха, и не к каждому работяге приставали — но слух о том, что на заводе появился свой собственный Комитет по Чрезвычайному Положению, уже пошёл в массы…

Ближе к концу рабочего дня к ним в кабинет, на дверях которого они суриком вывели буквы «ЗКЧП», стали робко стучаться некоторые работяги и служащие заводоуправления: пряча глаза и говоря, что они «зашли на минутку… просигнализировать…», они исчезали за дверью — а на краешке стола после их ухода оставались наскоро написанные бумажки с текстом… К концу первого дня анонимок скопилось около полусотни.

Двадцатого утром, ни свет, ни заря, к ним заявился некий дедуля — при орденах и в парадных усах a-la Stalin. Дедуля заявил, что он — вытиран партии, имеет золотой значок «50 лет в капээсэс» — и готов, в меру своих сил, помогать Заводскому Комитету по Чрезвычайному Положению «искоренять дерьмократическую заразу» на родном заводе… Быстренько поблагодарив деда, записав его координаты и выпроводив за дверь, эти двое переглянулись уже с тревогой: то, что они учудили, как шутку и прикол, принимало серьёзный оборот — да и стопка анонимок на столе говорила именно об этом. Кажется, только тут до двух идиотов дошло, что они встряли по полной…

Но — раздумывать было некогда — на столе, который они вчера застелили красным сукном, уже звонил телефон: директор завода спешил сообщить в Заводской Комитет по Чрезвычайному Положению, что только что на завод прибыл представитель горкома КПСС — и что он, директор, перенаправил этого самого представителя в этот самый Заводской Комитет. Отчитавшись на одном дыхании, директор робко спросил, какие будут инструкции…

Первой их мыслью после этого звонка было — бежать! Бежать к чёртовой матери с этого завода, да и из города — куда-нибудь в тайгу, в зимовьё… Но бежать было поздно: на пороге возникла тошнотворно-номенклатурная комсючья харя инструктора комунячьего горкома.

- Так, товарищи! — объявил инструктор, — райком благодарит вас за бдительность и правильное понимание текущего момента! Молодцы! Сами, не дожидаясь указки, создали на предприятии Комитет по Чрезывчайному Положению! Сами-то, наверное — передовики производства?…

- Передовики, ага. И новаторы… — едва успели выдавить из себя ученики помощника младшего токаря, которые за всё своё время работы здесь ни разу и к станку-то близко не подходили.

- Очень хорошо! — обрадовался инструктор, — будем с вами взаимодействовать! А теперь я проведу с вами инструктаж…

Инструктаж затянулся до конца рабочего дня, и по его итогам выяснилось, что партия приказывает этим охламонам составить списки всех неблагонадёжных сотрудников — тех, кто сдал партбилеты и вышел из капээсэс — а также, тех, кто публично выражал симпатии к недавно избранному Президенту России Ельцину — и передать эти списки в горком. Кроме этого, им вменялось завтра с самого утра собрать общезаводской митинг, на котором нужно принять Резолюцию (текст прилагается) с одобрением действий Государственного Комитета по Чрезвычайному Положению. Когда же инструктор дошёл до того, что им вменяется в обязанность сформировать из «особо надёжных товарищей» какие-то «дружины содействия заводскому комитету» и замкнуть на себя заводскую ВОХРу, у них было только одно желание — чтобы эта самая ВОХРа их расстреляла. Желательно, прямо здесь — и, желательно, сразу же в их бедовые головы…

После ухода инструктора райкома они напились. В хлам. В дым. С горя… И — совершенно напрасно: если бы они, вместо того, чтобы напиваться — в стельку, в дрова, в зюзю — так вот, если бы они вместо этого смотрели телевизор, то они бы узнали, что уже двадцатого августа вечером дело уже шло к развязке. Но они не смотрели телевизор, и ничего не знали. А наутро они не могли продрать глаза и поднять с подушек свои тяжёлые головы. А когда подняли — узнали всё, о чём не узнали вечером — и поспешили на завод, уничтожать свой «Заводской Комитет»…