Исаак Дунаевский. Красный Моцарт

Совершенно случайно профессору Науму Шаферу удалось обнаружить в архиве друга Дунаевского Давида Персона копии писем «смеющейся Людмилы» Дунаевскому, которые она сделала, передавая письма Дунаевского для публикации в книге избранных писем. Таким образом, еще одна женская судьба оказалась трагической в сочетании с судьбой Исаака Осиповича.

Время собирать камни

Обычно хорошо поработать ему удавалось только по праздникам. Он только начал приходить в себя после предательства Александра Александрова, изнуряющих переделок партии, и вдруг — такое сокрушительное известие.

Для фестиваля молодежи в Берлине Госкино заказало режиссеру Ивану Пырьеву, с которым Дунаевский работал над «Кубанскими казаками», художественно-документальный фильм о миролюбии Советского Союза. Для этого фильма Дунаевский написал свой знаменитый марш «Мы за мир, за дружбу, за улыбки милых…».

Дунаевский собирался поехать в Берлин, уже готовился, но неожиданно узнал, что ему отказано.

Все острее давала о себе знать проблема здоровья. «Старость неуклонно надвигается», — пишет он в одном из писем своей молодой подруге Раисе Рыськиной. Жена предлагала Дунаевскому лечиться, но его злило всякое напоминание о плохом самочувствии. Болезнь несовместима с молодостью, а он продолжал оставаться молодым… духом. К черту тело, надо о нем забыть! Знакомых удивляли планы Дунаевского на отдых. Он серьезно обсуждал, как будет играть в волейбол и теннис, плавать на байдарках. В его очарованности красотой мира не было места болезни. «Кряхтеть на больничной койке я буду тогда, когда к этому буду уже очень вынужден», — сердито ответствовал он близким.

Его способность алхимика перевоплощаться в чужие души начала пропадать. Он все чаще стал задумываться о том: не сковывает ли его то государство, которое он прославил и которое его возвысило? Не оскудевает ли его мелодика от указаний товарища Сталина? Возможно, именно так следует понимать интеллектуальную проблему, стоявшую перед ним тем летом. А потом то, что казалось важным, совершенно отступило перед новыми ужасными событиями.

Начало января 1952 года Исаак Осипович встретил тяжело. Его, как гиря, придавил трагический случай во ВГИКе, произошедший с сыном Евгением на вечеринке 7 ноября 1951 года. Евгений, к тому времени студент первого курса ВГИКа, пригласил несколько институтских знакомых и приятелей на дачу во Внуково отметить праздник. Исаак Осипович и Зинаида Сергеевна приехали на дачу, проследили за тем, чтобы было все подготовлено, и покинули молодежь — не хотели мешать. Геня был уже самостоятельным человеком.

Повеселились очень хорошо. Уже ночью кто-то из приятелей, когда хмель смел все барьеры, решил прокатиться на машине. Машина Евгения была предметом вожделения его друзей. Жене ничего говорить не стали. Нашлись и хорошие спутницы, одна из них студентка актерского факультета. Ночью, когда Геня, устав, пошел спать, двое приятелей, каждый со своей девушкой, выкрали ключи, подпоив сторожа, вывели машину из гаража и поехали кататься по внуковским косогорам. Водитель не справился с управлением, машина врезалась в дерево.

Ночью в дом постучали — пришла милиция. Стали спрашивать: где ваша машина? Евгений говорит: «Моя машина стоит во дворе». «Покажите», — попросили милиционеры. Сын вышел во двор и ахнул — машины не было. Потом узнал, что студентка третьего курса погибла. Единственной тайной осталось, кто сидел за рулем.

Начиная с ноября жизнь превратилась в кошмар и у сына, и у отца. Единственный рефрен писем того времени: «Мне ужасно надоели вся моя жизнь, все мои дела, все мои занятия». Наступило почти тотальное отчуждение.

Никакого уголовного дела против «угонщиков» возбуждать не стали за отсутствием состава преступления. Но колесо сплетен завертелось, будто джинна выпустили из бутылки.

Впервые после войны Дунаевский почувствовал преимущество того, что остался беспартийным. Тем не менее дело дошло до ЦК КПСС и ЦК ВЛКСМ. В высших инстанциях решили, что Евгений был совершенно не причастен ни к самой аварии, ни к безрассудному предложению его друзей отправиться покататься на машине. Но тот факт, что вечеринка произошла на даче Дунаевского — лауреата Сталинской премии, а машина принадлежала его сыну-студенту, сыграл свою роль. В атмосфере всеобщего возбуждения Евгений Дунаевский оказался искупительной жертвой, жертвенным барашком, «как организатор пьянки, окончившейся автомобильной катастрофой». Во ВГИКе устроили показательное исключение: вчерашние друзья отвернулись и стали осуждать…

В начале 1952 года во ВГИКе был выпущен приказ с весьма нелепой, с точки зрения Исаака Осиповича, формулировкой. Трагический случай с самовольным использованием машины сына одним из его приятелей и последовавшая в результате неумелого вождения катастрофа с гибелью девушки в приказе были возведены чуть ли не в разряд спланированного предумышленного действия.