Исаакские саги

— Вы ведь заведующий отделением?

— Да. Видите, на кабинете заведующего написано: Борис Исаакович. Стало быть, вы правы.

Видно, Иссакыч решил уговаривание с шутки начать. И впрямь, кое-чего добился — больной улыбнулся, и заведующий с бодростью хохотнул.

— Видите ли, мне предлагают операцию…

— Барсакыч, я пойду? Мне еще писать много надо.

— Ну, иди. Да вы заходите ко мне в кабинет. Операция ведь дело серьезное — не на ходу же решать.

— Вот и я о том же.

Они прошли в кабинет. Иссакыч сел в кресло рядом со столом, больной против него на диванчик.

— Видите ли, Борис Исаакович, мне предлагают операцию, но я сейчас не могу на это пойти. У меня сейчас нет на это времени — много дел накопилось.

— На что на это вы не можете пойти? Речь же идет о жизни.

— Видите ли, Борис Исаакович, подойдем философски, хотим мы или не хотим, но конечная цель, итог у всех одинаковый — это смерть, хоть сознательно мы к ней и не стремимся.

— Отказываясь, вы стремитесь осознано.

— Минуточку, Борис Исаакович. В конце концов, никому, от бабочки до вселенной, её не избежать. А что там, за порогом мы не знаем. Может быть, что-то светлое? Хочется быть безгрешным. Лично безгрешным. А обществом нагрешили, начали оперировать его… себя — и вот вам.

— Боже мой! Чего тут философствовать! Надо решать главное, сегодняшнее, насущное! А вы… Слов же можно много нагородить, а время уходит.

— Простите, Борис Исаакович. Я отнимаю время у вас…

— Да не у меня — у себя. А как вас зовут, кстати? А то я только фамилию знаю.

Ефим Наумович. Видите ли, Борис Исаакович. Времени у меня мало, а на меня возложена важная миссия. Ну не только на меня…

— Тем более. Надо удлинить отведенное вам время.

А вы норовите его сократить. — Иссакыч засмеялся. — Ваша нация вечно философствует. Доиграетесь… да, пожалуй, уже доигрались.

Ефим Наумович не засмеялся в ответ, лишь удивленно поднял брови:

— А ваша? Разве мы не одно и тоже, не соплеменники?

— Ну, разумеется. Да, да. Но это не значит, что мы за разговорами должны время терять.

— Что же делать Борис Исаакович?

— Ефим Наумович, вот вы сейчас тяните резину, а надо решать. У молодых еще много времени впереди, а они вечно торопятся, всегда им не терпится. У стариков мало времени, и они стараются не спешить, оттянуть. Вы же еще достаточно молоды. Время — вода, утекает.

— Да, что мы знаем о времени! Вот порой во сне целая жизнь проходит и роды, и болезнь, и смерть и Бог знает что. А проснулся — оказывается, прошло лишь десять минут. Ничего про время не знаем, не чувствуем даже…

— Пустые разговоры, Ефим Наумович. О времени не надо. Прошлое есть — мы его знаем. Будущего нет, но мы знаем, что оно грядет к нам. А вот настоящее — что-то непонятное. Настоящее — мгновение. Миг — и уже прошлое. Вот и учтите мгновенность настоящего. Я говорю о близком будущем. О вашем будущем… Вы просто талмудист. — Иссакыч, хоть и деланно, но рассмеялся. — А вы толкуете о времени, будто тору комментируете. Боитесь?

— Отнюдь. Будущее непредсказуемо…

— О Господи! Ваше более или менее предсказуемо, если не сделать операции. Да на что вы его употребите? Этот остаток его…

— Я вам скажу. Я в организации Гринпис. Зеленый мир перед экологической катастрофой. Речь идет не обо мне, а обо всех нас. Может, не о нас, а о нашем потомстве. Планету надо сохранить для людей…

— Ну, причем тут глобальные дела. Подумайте о несчастье, что ждет и вас и ваше личное потомство в ближайшем будущем. Думайте о себе, а не о человечестве. Такая позиция… такое мышление и приводит к несчастьям… Глобальным.

— Несчастье! Человек может быть счастлив, если только вблизи бродит несчастье…

— Опять вы философствуете. Ну, талмудист. Вы в ешиве не учились?

— Вам все шутки, а для мира проблемы. Что же делать! Мы боремся с наступающим агрессивным, по отношению к природе, бытом, мы против губительной технологии.

— Проблема у вас, а не у мира. К тому же ведь без достижений последнего, скажем, века, нам бы сейчас с вами не о чем было бы разговаривать. Сколько бы людей перемерло и от болезней, и от холода, и от голода. Новые лекарства, новые аппараты, новые электростанции, новые виды приготовления пищи, одежды. Людей-то много стало на земле.

— Вот именно. Мы заставим ликвидировать атомные станции, Пользоваться холодильниками с фреоном, безответственно портить атмосферу авто, ходить в меховых одеждах…

— Но чтоб отказаться от меха, нужна новая технология, большая химическая промышленность для создания синтетической одежды. А вы ведь и против химических заводов. Да люди умрут от холода. Вы же не знаете удержу. Ваши мальчики и девочки отнимают у старушек цветы, которые те продают и кормятся этим…

— Что делать. На планете стало слишком много людей. Планета не выдержит. Надо уменьшить, так сказать, людское поголовье. И не убийством, не войной, которая также угроза природе. А разумным образом жизни общества.

— Да о чем вы говорите! Вы против смерти планеты за счет жизни людей. Да кому нужна будет ваша планета!? Холодному космосу!? Бог или природа не для того создала людей, чтобы их защитники их же и уничтожали. Бред какой-то.